Хуан Рейнальдо Санчес - Тайная жизнь Фиделя Кастро. Шокирующие откровения личного телохранителя кубинского лидера
И действительно, через недолгое время после этого разговора Фидель выступил с речью, восхвалявшей Рауля, его неподкупность и его преданность революции. Рауль продолжил пить водку, но в гораздо более разумных дозах.
Я же, как и тысячи военных, старался преодолеть сомнения, которые во мне посеяло «дело Очоа».
Глава 16. Тюрьма и… свобода!
Девяностые годы начались для меня серией успехов, обратно пропорциональных общей ситуации в стране. Оставленная Советским Союзом, официально прекратившим свое существование 8 декабря 1991 года, и изолированная на международной арене, Куба погружалась в худший за все время ее существования экономический кризис. Пытаясь противодействовать ему, Фидель объявил «особый период в мирное время», который, в частности, предполагал развитие туризма и разрешение частным лицам открывать паладарес (домашние рестораны) с целью увеличить валютные поступления, необходимые для выживания революции. Но этого было недостаточно, что показал «кризис бальсерос»: в 1994 году тридцать тысяч кубинцев бросили свою «родную гавань», чтобы попытаться добраться на бальсас (плотах) до Майами, рискуя при этом пойти на корм акулам, которыми кишит Флоридский пролив.
А я продолжал преданно служить Фиделю. Назначенный начальником «Авансады», я отныне должен был руководить подготовкой всех его поездок по стране и за рубеж, в частности на инаугурацию президента Фернанду Коллор ди Меллу в Бразилиа (Бразилия) в 1990 году, на иберо-американский саммит в Гвадалахаре (Мексика) в июле 1991 года или в Испанию летом следующего года. Я теперь считался лучшим стрелком Кубы, поскольку выиграл национальные состязания по стрельбе из писто лета с дистанции двадцать пять метров, что еще больше увеличило мой престиж и в эскорте, и вне его. Короче, с головой уйдя в работу, я предпочел забыть «дело Очоа», которое, вследствие проведенной широкой чистки на всех уровнях, сильно дестабилизировало МИНИНТ, возглавляемый теперь генералом Абелярдо Коломе Ибаррой, по прозвищу Фурри[43], сменившим Хосе Абрантеса, умершего, как я уже говорил, в 1991 году в тюрьме от весьма подозрительного сердечного приступа. За своими профессиональными успехами я не обращал внимания на ухудшение атмосферы внутри эскорта с тех пор, как этот идиот Хосе Дельгадо сменил Доминго Мене на посту его начальника.
Но в 1994 году положение мое внезапно и резко изменилось. Сначала моя дочь Алиетта вышла замуж за венесуэльца и поселилась с ним в Каракасе. Затем мой младший брат, работавший поваром в Государственном совете и в этом качестве неоднократно обслуживавший Фиделя, решил попытать удачу и удрал на бальсе во Флориду, куда добрался после полного опасностей путешествия.
Два члена семьи за границей: этого было достаточно, чтобы относительно меня возникли подозрения. Начальник эскорта полковник Дельгадо вызвал меня, чтобы спросить, знал ли я о намерении моего брата покинуть Кубу. Я ответил, что нет – это было неправдой. После чего Дельгадо мне объявил, что при наличии брата и дочери, живущих за границей, я не могу оставаться на прежней должности: фактически, как я понял, Фидель лично отчислил меня из своего эскорта и первоначально планировал оставить меня в системе МИНИНТа, поскольку мои знания и навыки еще могли быть полезны.
Это было болезненным ударом. Я двадцать шесть лет (1968 года) находился на службе у Команданте, из них семнадцать лет (с 1977 года) в его эскорте, и мне было трудно так вот сразу перевернуть страницу. И тут начальник эскорта предложил мне такое решение. «Слушай, – сказал мне он, – возьми-ка две недели отпуска, чтобы обдумать, в каком подразделении МИНИНТа ты хотел бы служить, а потом снова приходи ко мне». Но по дороге домой, обдумывая сложившееся положение, я пришел к выводу, что, возможно, для меня настал момент уйти из профессии. Мне было сорок пять лет, я достиг в некотором роде предела карьеры, я все пережил, везде побывал. И точно знал, что выше мне не подняться. Так почему бы не выйти в отставку? У военных это можно сделать довольно рано.
Вернувшись домой, я рассказал жене о своем намерении и написал письмо в кубинскую службу соцобеспечения, чтобы заявить о своих правах на пенсию. Через две недели подал прошение об отставке, которое поначалу, как мне показалось, было принято. Однако вскоре генерал Умберто Франсис, начальник Главного управления охраны – службы, обеспечивающей безопасность всех высших руководителей страны, – вызвал меня к себе, чтобы сообщить, что о моем уходе не может быть и речи: «Ты никуда не уйдешь, а уж на пенсию точно!» Уверенный в своей правоте, в абсолютной преданности революции и ценности оказанных мной в прошлом услуг, я не подчинился и заявил о своем праве обратиться, в соответствии с уставом, к вышестоящему начальнику. Я хотел поговорить с Фурри, то есть с министром внутренних дел Абелярдо Коломе Ибаррой. Не имея ни малейшего желания критиковать систему, я просто собирался изложить ему свое желание вернуться к штатской жизни.
Через два дня в мою дверь постучали два подполковника, сообщившие, что генерал Умберто Франсис хочет снова видеть меня у себя в кабинете. Я немедленно выехал на своей машине. Когда прибыл на место, генерал Франсис лично приказал мне пересесть в другую машину, которая отвезет меня «кое-куда», где мы сможем поговорить спокойно… Едва я сел на заднее сиденье белой «Лады», как по бокам уселись двое конвоиров. Потом полковник Лауделио из военной контрразведки СИМ[44] сел впереди и объявил, что мы едем в гаванский пенитенциарный центр. Дело было плохо. Известный под именем «Сьен и Альдабо» по названиям улиц, на которые он выходит, этот центр является самой страшной кубинской тюрьмой: здесь полиция допрашивает уголовников с применением побоев, пыток и самого разного рода жестоких методов.
По нервозности моих конвоиров я сразу понял, что меня ждут крупные неприятности. Но я даже не предполагал, что проблема во мне самом! Я полагал, что кто-то из моих родственников или друзей совершил какое-то правонарушение. Но по прибытии на место Лауделио заявил мне:
– Ладно, Санчес, ты малый умный, мне не придется три часа объяснять тебе, что к чему: ты здесь находишься в качестве заключенного!
Тут я взорвался:
– В чем меня обвиняют?
– Держи себя в руках. Тебе все объяснят завтра.
– Но почему я здесь? – настаивал я.
У меня отобрали брючный ремень, шнурки и бросили на двадцать четыре часа в камеру, не известив о моем аресте жену, которая, не дождавшись моего возвращения, не находила себе места от тревоги.
На следующий день мне «объяснили»: сказали… что я – «изменник» родины и что у них имеются доказательства моего намерения бежать с Кубы. Это была совершенная ложь: такая мысль ни разу не приходила мне в голову.
