Вера Смирнова-Ракитина - Валентин Серов
Идут годы. Все больше появляется произведений с подписью «В. Серов» или буквами «В. С.». Вот портрет знаменитого русского писателя Н. С. Лескова, о котором его сын говорит: «Безупречное, до жути острое сходство потрясает». Вот три портрета одной и той же девушки — Милуши Мамонтовой, Людмилы Анатольевны. Она в темном платье с высоким воротом, она же у стола в светлой блузе с широкими рукавами, и она же, едва намеченная на изнанке какого-то грубого холста, в той же светлой блузке. Мы помним ее девочкой в красном платье с горохами на портрете 1884 года. Как она изменилась, расцвела! И все же это она. Ошибки быть не может. Сходство удается Серову предельно. Все то же оригинальное девичье лицо с чуть припухшими веками, с большим ярким ртом.
А на следующий год новое достижение: портрет М. К. Олив, где Серов снова разрабатывает проблему света и тени. Портрет Олив — одно из замечательнейших произведений Серова, хотя далеко не все оценивают его одинаково. Помещенная в глубине комнаты модель освещена мягким мерцающим светом. Нет ни резких контуров, ни резких теней. Из цветного полусумрака выступают лицо, острое, умное, немного лисье, и руки. Сверкают многоцветные камни широкого, обвивающего шею ожерелья, сверкают кольца, все остальное трудно отличимо от фона. Волосы, пушистые и мягкие, сливаются с фоном, так же мало детализировано нарядное платье, ушедшее в сумрак комнаты. Опять та же тяга к световой тональности, к нивелировке деталей, к мягкому выделению из общей массы только самого главного — это начинает все чаще и чаще появляться в работах Серова.
И все же нет-нет да и тянет художника к солнцу, к ярким, смелым и красочным мазкам. В том же году в Домотканове, где проводит лето вся семья Серовых, написаны два портрета. Это работа для души, и какие оба портрета веселые, радостные, легкие! Первый — это портрет жены Ольги Федоровны, он известен под названием «Лето», другой — портрет Маши Симанович — «Девушки, освещенной солнцем», ставшей уже дамой — Марией Яковлевной Львовой.
Эго последние серовские портреты, написанные в пленере, на открытом воздухе. Кто не помнит угол деревянного дома и сидящую под окном молодую загорелую женщину в белой шляпке с синими лентами, в белой широкой утренней блузе. Кругом цветы, трава, выгоревшая уже зелень деревьев. Все это передает аромат жаркого июльского дня, клонящегося к вечеру. Вдали среди зелени — двое детишек. «Помню, как мы, не зная, собственно, что нам нужно делать, стояли и вертели в руках сорванные цветки, — вспоминает дочка Серова свое участие в картине. — «Позировали мы», выражаясь высоким слогом, недолго. Папа отпускал нас, и мы бежали опрометью к оставленным нами занятиям: к ловле головастиков, выискиванию по берегам прудов «чертовых пальцев», к укачиванию щенят, с которыми мы играли, как с куклами».
«Дети». 1899.
Летом. (портрет жены). 1895.
Портрет М. Горького. 1904.
Второй портрет находится в Париже, известна только цветная репродукция с него, помещенная в монографии И. Э. Грабаря «Валентин Александрович Серов». Судя по ней, это радостный, летний, весь пронизанный солнцем колорит, пожалуй по своей своеобразной цветовой гамме нисколько не уступающий первому портрету этой же самой Маши.
Какое радостное лето! Можно писать то, что хочешь, не торопясь, не насилуя себя!
Осенью Серов взялся за пейзаж. Это один из самых поэтичных серовских пейзажей, нисколько не уступающий пейзажам Левитана. Все мы видали его, если не в Третьяковской галерее, то на многих репродукциях. Называется он «Осень» или «Октябрь. Домотканово». На выгоревшей, вытоптанной стерне пасутся лошади и овцы. На земле сидит мальчуган-пастушонок в большом не по росту картузе, он что-то ладит из хворостинок. На краю поля — унылые деревенские сараюшки и несколько догорающих осенним пламенем деревьев. Простенький деревенский вид, а сколько в нем поэзии, тишины, раздумий. И как удивительно гармонирует мягкий желтовато-коричневый колорит картины с ее сюжетом!..
Сколько замечательных работ за одно лето! А еще говорят, что Серов медлителен!
Это лето и эта осень такие длинные, такие творчески насыщенные, такие свободные от угнетающих заказных работ получились потому, что Серов сдал, наконец, картину харьковскому дворянству, дописал надоевший ему портрет всех императорских величеств сразу. Харьковское дворянство в восторге, «цари» в высшей степени благосклонны. А Серов получил причитающиеся ему деньги и с ними на некоторое время свободу писать то, что он хочет.
Однако дело идет к зиме. Надо снова думать о заказной работе. На очереди портреты Сергея Михайловича Третьякова, графини Капнист, молоденькой графини Мусиной-Пушкиной. Серову после нескольких месяцев свободы не хочется возвращаться к кабале портретиста.
Он с радостью хватается за новое поручение придворного ведомства.
· · ·В 1894 году умер Александр III; в начале лета 1896 года предполагается коронация его преемника, нового царя Николая II. Зарисовки коронационных торжеств поручены Серову. От него ждут отражающей это событие картины. Серова допустили в Успенский собор в Кремле на обряд миропомазания, и он успел сделать множество набросков, эскизов и даже написал маслом небольшой этюд, который биографы Серова Грабарь и Репин считают необычайно высоким по своему мастерству.
Работа эта более или менее сносно оплачивается. А на будущий год Валентин Александрович пишет акварелью картину, использовав для этого этюд и наброски. Картина получилась значительно слабее этюда, в ней меньше характеристик, больше официальности, но она вполне удовлетворила заказчиков; пышно, красиво, много золота — чего еще нужно!
Доволен и Серов. У него опять несколько месяцев свободной творческой жизни, когда он «просто художник», как он часто упрямо заявляет, открещиваясь от звания «портретист».
Серовы опять на целое лето уезжают в Домотканово.
Давно уже любовь Серова к птицам, зверям и зверюшкам искала выхода. Он не раз подумывал о рисунках к басням Крылова, но то недостаток времени, то неудача с иллюстрациями к Лермонтову, когда он готов был признать себя совершенно неспособным к этому виду искусства, мешали его замыслам. Но летами, гостя в Домотканове, он все больше и больше увлекается этим делом. Работа растянулась в конце концов чуть ли не на пятнадцать лет. Но это была его личная, «частная» тема, доставлявшая огромную радость, о которой он помалкивал и которой считал себя вправе отдавать только трудно и сложно выкроенный досуг. Хозяин Домотканова Владимир Дмитриевич Дервиз, единственный человек из наблюдавших эту работу, кто мог полностью оценить усилия художника, рассказывал о серовских рисунках к басням Крылова: «Он начал их в 1892–1893 годах летом на даче у меня в именье, но не окончил и надолго их забросил… Многие эпизоды из басен, по его словам, он не мог себе представить иначе, чем в обстановке наших мест, и потому много рисовал с натуры, бродя по именью и окрестностям, заставляя позировать и родных, и рабочих, и крестьян: ездил искать подходящих кочек для басни «Волк и Журавль», долго искал в лугах тощую крестьянскую коровенку для басни «Крестьянин и разбойник»; наконец, определенную ель, на которой он всегда представлял сидящей ворону в басне «Ворона и Лисица», он рисовал, взобравшись на высокую лестницу, чтобы быть на уровне предполагаемой вороны».
