Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2
— Репетиционный период «Гамлета» был необычайно длительным — почти два года…
— Он был длительным и трудным. Репетиции «Гамлета» сразу начались на сцене, застольного периода как такового почти не было. Всем было тяжело, но Володе особенно. Большинство режиссерских замечаний, а иногда и придирок в основном доставалось ему.
Я помню, что стихи Пастернака «Гул затих, я вышел на подмостки…» Володя сначала читал, гитара возникла позже… Юрий Петрович все время останавливал Володю: «Подожди, подожди, вот это надо особенно выделить — «Авва, отче». А мне казалось, что Володя уже это здорово делает, я, честно говоря, не понимала, чего еще требует Любимов. А Юрий Петрович снова и снова: «Еще раз повтори это, еще раз», Я видела, как Володя злился, но повторял еще и еще. А ведь Высоцкий прекрасно читал стихи — чувствовал слово, ритм, мелодию, потому что сам писал…
Ко мне отношение было какое-то деликатное, наверное потому, что я была «очень малоопытный товарищ». Первый раз Юрий Петрович накричал на меня, когда мы репетировали «Гамлета» перед фестивалем БИТЭФ. Что-то у меня тогда не получалось. И должна сказать, что Володя принял удар на себя, отвлек внимание Юрия Петровича от моей персоны. Но все равно у меня дрожали и руки и ноги. Мы вышли с репетиции, я тогда только начала водить машину. Села за руль, естественно, не посмотрела ни направо, ни налево, стала выезжать и въехала в Володину машину. А у него была какая-то иностранная марка. Вышла— и уж тут я расплакалась окончательно и бесповоротно. Стою и жду — сейчас Володя выйдет и такое мне скажет! Что будет? Он выходит. Я — к нему: «Володя, понимаешь…» А он: «Да ладно, подумаешь…»
И целый день я переживала Попросила мужа позвонить Высоцкому: может быть, надо что-то сделать, достать краску… Муж позвонил: «Володя, тут Наташа целый день ревет…» А Высоцкий отвечает: «Яша, да ты скажи ей, пусть она плюнет на это дело. Что она переживает =- это же железка».
— Вернемся снова на сцену: помогал ли вам Высоцкий во время репетиций?
— Помогал. Подойдет, тихо так скажет, чтобы никто не слышал: «Ритм стиха не держишь. Это надо читать вот так». С ним было очень легко работать, «одеяло на себя никогда не тянул», а у актеров это бывает. Очень хорошо помню, что у меня долго не получалась сцена сумасшествия. Я пела, но никак не «попадала». Билась, билась — как будто делаю все, как надо, а вот какой-то странности в этой песне не получается. А Володя говорит: «Очень просто — ты возьми тоном выше». Я попробовала — и получилось… Даже Петрович отметил: «Вот теперь — верно». И все просто было, как-то естественно.
— Импровизировал ли Высоцкий в этой роли?
— В сцене «Мышеловки» я никогда не знала, что будет. Каждый раз в этой сцене он придумывал что-то такое особое. Текст не менялся — менялся он сам, На одном спектакле Володя вдруг поцеловал меня. Я так покраснела, не знаю, было ли это видно из зала… А наверное, это было здорово — растерянная Офелия, которую никогда не целовали.
Его Гамлет менялся со временем, все набирал и набирал. Володя шел в глубину текста, каждая мысль становилась заметнее, значительнее. Его жизнь — разнообразная, напряженная, насыщенная — давала материал.
— Легендарное «поле натяжения», которое ощущали и партнеры и зрители, — чувствовали ли вы это?
— Это правда… И это нормально. Когда хороший актер берет спектакль в свои руки, то от него исходит какая-то энергия. И те, которые рядом, заряжаются этой энергией. Это нельзя измерить, но мы это чувствовали.
— Были ли попытки ввода другого актера на эту роль?
— Были. Валера Золотухин начинал репетировать. Точнее, в театре пытались сделать полностью второй состав исполнителей. Но стало ясно, что придется создавать совершенно другой спектакль. И от этой попытки отказались. «Гамлет» был поставлен только «на Высоцкого».
— Высоцкий в театре, в жизни — что вам запомнилось?
— Иногда он мчится, просто летит по театру… Ребята обижались, что Высоцкий не здоровается, — зазнался. А он, наверное, настолько был погружен в свои мысли, в свои дела, в свои проблемы…
Иногда он прилетал на спектакль впритык — за десять, за пять минут до начала. И тут же врубался в работу. У него не было такого — настроиться, войти в роль. Целый день он был настроен на творчество.
И не зазнавался он… По-моему, он не очень замечал свою популярность Во всяком случае, спокойно к этому относился А ведь были поклонницы, которые годами ходили на его спектакли. И до сих пор они приходят в театр. Вот это, я думаю, было ему приятно. Такая преданность!
— Вы помните последние спектакли «Гамлета»?
— Последний спектакль… Когда занавес развернулся и отгородил нас от зала, Володя сказал: «Я так устал… Не могу больше, не могу». А я ему говорю: «Володенька, миленькиц, потерпи, ну еще немножечко»
В ту ночь 25 июля у нас собрались актеры. Сидели долго, почти до утра. Это было на старой квартире, нас тогда залило, обои отошли от стен. И чтобы как-то это дело скрасить, я их разрисовала, зажгла свечи. Мы долго спорили, сколько свечей ставить — четное или нечетное число. Поставили четное, есть примета — это к несчастью.
Рано утром позвонил наш зав. постановочной частью Алеша Порай-Кошиц:
— Приезжай! Володя умер!
— Перестань… Сколь можно!
— Володя умер, приезжай.
В театре собрались почти все актеры… Потом, часа в два, поехали на Малую Грузинскую. Помню, что Олегу Далю стало плохо. А вечером 25 июля мы играли «Десять дней…». Это был самый тихий спектакль — без настроения, без реакции зала. Публика знала о Володиной смерти, Любимов вышел и сказал. Все встали.
Единственный спектакль, который был отменен в те дни, — «Гамлет» 27 июля… Больше на сцене Театра на Таганке этот спектакль не шел никогда.
4 ноября 1987 г.
ИВАН ВЛАДИМИРОВИЧ ДЫХОВИЧНЫЙ
— Вы пришли в Театр на Таганке в 1969 году. Трудно было войти в уже слоокившийся коллектив?
— Нет, то, что мы делали в студии, было близко к таганскому стилю — было много песен, движения, плясок… И с Любимовым у меня сразу наладился контакт, и в театре была обстановка живая, можно сказать, студийная… Так что войти было легко. По работе меня сразу же проверили, увидели, что человек что-то может, и приняли как своего. Потом, конечно, были сложности, которые бывают у каждого человека.
— Вы, конечно, помните первую встречу с Высоцким?
— До театра я Володю знал только по песням, видел один раз на улице в его знаменитом пиджаке. И первое впечатление в театре у меня было от песни, которую он пел на вечере отдыха, он спел тогда «Баньку». Впечатление было мощное — мурашки по коже… Но образ был странным — он был в какой-то нарядной рубашке, в замшевом пиджаке — совершенно не вяжущийся с тем, что он только что спел. Но это внешнее впечатление — он был тогда похож на преуспевающего футболиста — Высоцкий побеждал за счет невероятно мощного внутреннего душевного движения в своем пении.
