Мирослав Дочинец - Вечник. Исповедь на перевале духа
Тайгу в такую пору наполнял загадочный шепот. Чан Бао в дреме сквозь редкие зубы выпускал дым из трубки, а с ним - и тягучие слова:
«Никогда никуда не торопись. И всегда успеешь... Не хватайся сгоряча за работу - и все сделаешь вовремя. А если не сделаешь, так не велика беда, сделает кто-то иной... Не убил зверя - не беда, то не твой зверь... Слушай, что говорит вода, смотри, что показывает огонь, черпай разум леса. Они старше тебя и научат, как действовать... Если хочешь что- либо достать, сперва дай то, что хочешь достать. Всегда давай первый. Если тебе нечево дать, дай улыбку либо молитву. Все годится для даяния».
Я никогда не замечал, чтобы Чан Бао болел. Но все же как-то спросил его об этом.
«И вода болеет, и дерево болеет, и князь тайги болеет. Так почему не болеть Чану?»
«А как ты лечишься тогда?»
«Чан не лечится. Чан ложится у ручья между двух деревьев и ничего не делает, ничего не ест, ни о чем не думает. Лежит сколько нужно, пока корни не втянут болезнь в землю и вода не унесет ее в море...»
Спал он всегда под открытым небом, только в беспощадные морозы не пренебрегал кровом. А когда готовился ко сну, ложил под себя мешочек с солью. Хотя сам соли почти не употреблял. Не видел я, чтобы он когда- нибудь мылся. Зато в крепком рассоле вымачивал портяночку и растирал ею тело, кряхтел, раскрасневшись будто рак.
Зимой мы соболевали на «мостах». Через речку перебрасывали колодник, на нем устраивали из прутиков мелкую ограду с узким лазом. А в нем - волосяная петля на палочке, которая упиралась в небольшую зарубку. К палочке привязывался камень. Когда соболь запутывался в петле, камень падал в речку и тянул его за собой.
На тигра мы не охотились никогда. Тигра мы сами остерегались. Особенно когда он ревел в чаще и колотил себя хвостом. Тогда тигр готов на все. Чан Бао переговаривался с ним громко и уважительно, уверял в том, что не хочет переходить ему дорогу. И тигр уходил восвояси. Но случалось, что зоопарки заказывали нам тигрят. И тогда собиралась ватага ловцов неробкого десятка. С ними как-то увязался и я ради спортивного интереса. Китаец с нами не пошел, отмахнулся: «Лучше я молиться за вас буду».
Мы выследили тигрицу с малышами и подняли суматоху с пальбой, а тогда спустили свору собак. Тигрята бросились врассыпную, мы их хватали и вязали. А тигрицу пришлось застрелить, иначе она бы наделала нам беды. Грустное это было зрелище. Я дал себе слово, что больше на такое никогда не пойду. И вернулся к своему Богдану Храброму.
Он, как всегда, дремал на теплом каменном углублении, не вынимая изо рта трубку. И кожей ощущал каждое движение вокруг. Над нами раскинула серебряные коромысла Дева с ведрами (под ее созвездием и я родился). Небо прочертила зарница и упала в низменности Кусуна. (В том месте, по здешним преданиям, нужно искать жень-шень.) Краткий взблеск. Краткое сияние. Как и моя жизнь. Разве она не похожа на вспышку молнии в небе? И дни мои - разве не дождевые потоки, что схлынут с гор в долину и впитаются в поры земли?
Те же мгновения вечности - как и мерцание звезды, как крик филина. Как воркованье ручья, как мирное похрапывание Чана...
Меня одолевала светлая печаль. Мы пережили день, проведем ночь и снова встретим солнце, которое покажет нам свежий след копыта. В этот день мы войдем с легким сердцем и любовью ко всему окружающему, даже к зверю, которого будем добывать. Никому не ведомые, затерянные у пущах, мы создаем радость, благосостояние и облегчение для других. Так разве наши дни, наши часы не стоят того, чтобы их прожить? Разве на этой земле еще есть такие, как мы, ничтожные лакеи, упражняющиеся каждодневно в науке отдавать то, что ищут? И это есть наша судьба, наше вознаграждение.
У нас не было прошлого, и будущее принадлежало не нам, а судьбе. У нас был только ласковый подарок настоящего мгновения. И Чан приучил меня благодарно его принимать.
Весь окружающий мир помещался в слезливых прорезях его глазенок. Меня поражало и восхищало его умение все замечать и понимать природу сущего. Вот фазан бежит, хитрит, запутывает следы. Но поспешать за ним не стоит, ибо он вернется и лишь тогда молча взлетит. Ветер в непогоду рвет во все стороны дым - дождь утихнет. Если туман поднимается и глохнет голос - ожидай сильного дождя. Сухая мгла тоже предвещает ненастье. Сколько спасительных мелочей дарит природа. Чтобы хорошо выспаться, спать нужно ногами к стене. А жилье устраивай дверью на реку. Мокрую обувь в переходах не следует менять, так лучше согреваешься ходьбой...
Припоминаю, как Чан Бао каждый раз оживлялся, когда слышал маленькую серую сойку, которую называл ли-у. Сразу же бросался на то место, откуда ли-у подавала голос, ибо она вскоре срывалась и тютюкала где-то в другом месте.
«Отваживает нас от драгоценного корня панцуй», - хитро улыбался китаец.
Мы ревностно прочесывали чащи, и однажды нам повезло. Чан Бао рухнул на колени и молитвенно прижал ладони к груди. Я не видел ничего приметного, а он расчистил палочкой листья вокруг невысокого растения с четырьмя листами. Каждый большой лист состоял из пяти меньших, а посредине - малые круглые коробочки. Чан Бао с трепетом выкапывал корень костяной лопаткой, чтобы не оборвать ни одного волоска. Затем смыл грунт и положил корень в берестяной желобок с моховой подстилкой. Так я впервые увидел женьшень, корень, лечащий все немощи и старым возвращающий бодрость сердца. Почтенный Джеордже мечтал о нем всю жизнь.
Однако мы не употребили этот женьшень, обменяли его на просторную палатку и рыбачьи снасти. На то, что необходимо было для нашего ремесла.
Перед тем, как мы оставили место драгоценной находки, Чан Бао с четырех сторон сковырнул мох на деревьях и завязал бантом ветви черемухи. Это он оставил знаки для искателей. По ним они смогут прикинуть другие вероятные места.
В тайге все подвластно своим законам. По ним Чан Бао учил меня искать и золото. Почти сказочная история. Сперва надо найти такую речку, против которой стоит в море остров. Это убедительная примета того, что долина окажется золотоносной. Тогда поднимаешься по реке вверх и ищешь такой приток, чтобы против его устья стояла скала (чем круче, тем надежнее). Причем, прямиком от скалы должна простираться долина не менее двух километров в длину. По притоку двигаешься вверх и обследуешь ручьи. Правда, тут не обойтись без самого чутья на золото. У китайца такого чутья не было. А у меня, оказывается, было. И это его весьма восхитило. Ведь я не рассказывал ему про Черный лес. Ни про червленую скалу с золотым песком. Да и сам я не пытался заглянуть за горизонт давнишнего бытия.
Мы нашли золото на речке Арму, неподалеку от Сихоте- Алиня. Большой радости это нам не принесло, зато подкрепило наш достаток. Чан Бао приобрел для племянницы хорошую фанзу на мысе Анны. Сам он не умел обращаться с деньгами. А я отложил свою часть до лучших времен, когда придется выйти из лесов на люди. И оказия такая подоспела раньше, чем я рассчитывал.
