Николай Яковлев - Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года - Быль и небыль
В политических кругах Японии давно горько шутили: если хотите узнать, какова внешняя политика страны, не нужно терять время и обращаться к премьеру или к министру иностранных дел, сходите в генеральный штаб. Разрешение правительственного кризиса 15-17 октября 1941 года подтвердило правоту острословов.
Военщина пошла напролом. Представители генерального штаба уведомили политиков, что, если правительство не окажется полностью в руках армии, возникнут "внутренние беспорядки". Дальнейших разъяснений не требовалось: события 30-х годов еще были свежи в памяти. Тодзио и его сторонники усиленно нагнетали тревогу. Именно в эти дни, узнав, что в Токио работает запеленгованный радиопередатчик, Тодзио приказал арестовать двух германских подданных - Зорге и Клаузена. Разумеется, в момент ареста никто в японской охранке не подозревал, что они советские разведчики. Тодзио просто не хотел оставить ни одного камня нетронутым, чтобы подорвать положение ненавистного Коноэ, при правлении которого в столице работали тайные передатчики.
16 октября правительство Коноэ подало в отставку. Все приходит своим чередом. В конце декабря 1945 года Коноэ покончил с собой. Он оставил документ, в котором, как обратила внимание "Нью-Йорк таймс", возлагал "вину за войну на Тихом океане и катастрофу своей страны на всех, исключая себя... Но в его премьерство началась война Японии против Китая, он совместно с Мацуока сколотил фашистский союз с Германией и Италией... В момент прозрения после капитуляции Японии Коноэ искренне признал, что японское правительство долго было "двуглавым драконом, правительство обещало одно, а другая голова - военные приказывали другое"...{210}.
17 октября император вызвал Тодзио и поручил ему формирование нового кабинета. 57-летний генерал согласился. По дороге из императорского дворца он объехал наисвятейшие места: гробницу императора Мэйдзи, памятник герою русско-японской войны Того и храм Ясукуни. Он смиренно просил богов наставить его на истинный путь. Они, вероятно, подсказали состав нового правительства, метко прозванного немногочисленными либералами "ненадежнейшей маньчжурской бандой". Новый премьер сохранил за собой пост военного министра и еще взял портфель министра внутренних дел. Открывается эра "сёгуната Тодзио", испуганно шептались по углам токийцы.
18 октября было официально объявлено о создании правительства Тодзио и о присвоении премьеру ранга полного генерала. Напутствие императора оказалось беспрецедентным: Тодзио было сказано, что новое правительство не связано никакими предшествующими решениями. Приняв пост, Тодзио немедленно вызвал начальника управления шифров и кодов Кадзуро Камеяма. Премьер напомнил ему о книге Ярдли и потребовал доложить, надежны ли действующие коды. Камеяма поторопился заверить сурового генерала, что "на этот раз у нас все в порядке"{211}.
В Соединенных Штатах популярнейший журнал "Лайф" сообщил читающей публике: приход Тодзио - победа "нацистов", от нового кабинета "попахивает порохом". Но, разъяснил журнал, "Тодзио давно рвется в бой. В 1937 году он заявил: "Япония должна быть готова воевать одновременно с Китаем и Россией". Она уже воюет с Китаем, а сосредоточение 25 японских дивизий на советской границе выглядит, как будто Япония собирается вот-вот броситься на Россию"{212}.
"Они направляются на север"
В середине октября советник японского посольства в Вашингтоне Хидэнари Терасаки встретился с начальником оперативного управления штаба флота США адмиралом Ричмондом Тернером. Встреча носила полуофициальный характер, и поэтому обычно сдержанный Терасаки дал волю своим чувствам. Он заявил: "Соединенные Штаты стоят на крайне идеалистических позициях относительно Дальнего Востока... Но разговоры о принципах - всего лишь любимый конек богачей. Если оставить в стороне принципы, то, на мой взгляд, ваша цель заключается в том, чтобы заставить нас воевать в Китае, пока мы не будем истощены. С другой стороны, вы сами проводите очень реалистическую политику в Центральной Америке. Не будем говорить о Панаме, мы можем найти массу современных примеров, подтверждающих мою мысль... Материально мы, японцы, беднее американцев. Я не знаю, чем закончится война между нами, но даже если мы потерпим поражение, Япония будет драться до конца"{213}.
16 октября на первой полосе "Нью-Йорк таймс" появилось сообщение из Токио о публичном выступлении начальника японской морской разведки капитана Хидео Хирада. США и Япония, говорил он, "подошли к тому пункту, когда их дороги разойдутся... Америка, чувствующая себя неуверенной в нынешней обстановке, проводит громадное расширение флота. Однако Америка не может вести одновременно операции в Атлантическом и Тихом океанах. Императорский флот готов к худшему и завершил всю необходимую подготовку. Больше того, императорский флот горит желанием действовать, если это окажется необходимым".
Если даже ответственные японские деятели заговорили таким языком, тогда отпадали сомнения, что кризис в американо-японских отношениях мог быть разрешен только силой оружия. Однако в Вашингтоне слепо верили, что Япония начнет войну, но не против Соединенных Штатов. Под это убеждение в американских ведомствах снизу доверху подгоняли факты, которые допускали иное толкование.
В октябре 1941 года в Вашингтон приехал один из крупных английских военных деятелей, лорд Маунтбэттен. Он попросил разрешения у Старка проехать на Гавайи и ознакомиться с состоянием Пёрл-Харбора. Ради бога, ответствовал адмирал, но только с условием прочитать лекцию американским офицерам об опыте борьбы с немецкими подводными лодками в Атлантике. Лекция в Пёрл-Харборе прошла с блеском, а по ее окончании флотская молодежь осадила маститого докладчика вопросами, как США могут вступить в войну.
Польщенный вниманием аудитории, Маунтбэттен вооружился указкой и ткнул в Пёрл-Харбор на карте Тихого океана. "Переждав громкие возгласы недоумения и несогласия, Маунтбэттен объяснил американской аудитории, почему он указал на Пёрл-Харбор как на место, где США вступят в войну. Он подчеркнул, что Япония традиционно начинает военные действия внезапным нападением. Так случилось в ночь 9 февраля 1904 года, когда русский флот был атакован на якорной стоянке в Порт-Артуре, и с этого началась русско-японская война.
Маунтбэттен также рассказал о внезапной английской атаке с воздуха против итальянского флота на якорной стоянке в Таранто 11 ноября 1940 года". По возвращении в Вашингтон Маунтбэттен получил часовую аудиенцию у Старка, которому попытался внушить, что в свете уроков Таранто американские корабли в Пёрл-Харборе беззащитны в случае налета палубной авиации. Старк внимательно выслушал англичанина и благодушно заключил беседу: "Боюсь, что претворение в жизнь даже части ваших рекомендаций сделает ваш визит в США очень дорогим для американского флота"{214}.
