Анатолий Житнухин - Леонид Шебаршин. Судьба и трагедия последнего руководителя советской разведки
Принципиальная позиция Дзержинского по отношению к высшей мере наказания, его роль в подготовке и принятии документов, отменяющих смертную казнь, — очевидна и имеет большое значение для понимания личности человека, возглавлявшего ВЧК. Так же, как и огромная организаторская работа Феликса Эдмундовича по борьбе с детской беспризорностью, о чём, естественно, сейчас предпочитают умалчивать. А ведь благодаря усилиям именно «карательных» органов удалось вернуть к нормальной, полноценной жизни тысячи людей, многие из которых стали известными учёными и военачальниками, учителями и инженерами…
Подчеркнём, что реальная политика большевиков в первые годы советской власти никак не вяжется с либеральными страшилками о кровожадных и беспощадных комиссарах. Несостоятельны и попытки выдать за генеральную линию большевистской партии деятельность в её рядах троцкистских русофобов, отщепенцев и провокаторов, с которыми вело решительную борьбу ленинско-сталинское ядро коммунистов. И одержало победу.
…Из воспоминаний Шебаршина:
«Со стены смотрит на меня с укоризной Феликс Эдмундович Дзержинский. Я перед ним виноват. Оказавшись временно в кресле председателя КГБ, 22 августа я наблюдал публичную казнь его монумента на Лубянской площади и не вмешался, не разорвал на себе рубашку, не пошёл на ликующую, одержимую злобной радостью толпу… Феликс Эдмундович оказался в одиночестве».
…Когда низвергали памятник Дзержинскому, чекисты безмолвствовали. Не слишком громко звучат их голоса в защиту Дзержинского и в наши дни, когда продолжают порочить его имя…
В ЧУЖОМ КРУГУ
Прозрение наступило быстро.
23 августа в 14.00 Шебаршин снова был в приёмной у Горбачёва.
Перед ним в зал совещаний вызвали М. А. Моисеева. Михаил Алексеевич вышел через полминуты, на мгновение остановился и внятно произнёс: «Я больше не заместитель министра обороны и не начальник Генерального штаба».
Отметим: несмотря на тяжёлое поражение, большинство советских военачальников уходили достойно, с чувством до конца выполненного долга. Предшественник Моисеева маршал С. Ф. Ахромеев узнал о создании ГКЧП, будучи в отпуске, сразу же вылетел в Москву, встретился с Янаевым и активно включился в работу по поддержке ГКЧП. 22 августа он отправил на имя Горбачёва письмо, в котором изложил свою позицию:
«Почему я приехал в Москву по своей инициативе — никто меня из Сочи не вызывал — и начал работать в „Комитете“[42]? Ведь я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, ещё раз убедился в этом. Дело в том, что, начиная с 1990 года, я был убеждён, как убеждён и сегодня, что наша страна идёт к гибели. Вскоре она окажется расчленённой. Я искал способ громко заявить об этом. Посчитал, что моё участие в обеспечении работы „Комитета“ и последующее связанное с этим разбирательство даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, неубедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в этом моём решении не было».
Через день Сергей Фёдорович покончил жизнь самоубийством[43]. Накануне добровольно ушли из жизни Б. К. Пуго и его жена Валентина Ивановна.
Гибель страны не смогли пережить многие патриоты России. Осенью 1991-го страну обожгли прощальные строки замечательной русской поэтессы Юлии Друниной, прошедшей через суровые испытания на фронтах Великой Отечественной войны:
Ухожу, нету сил. Лишь издали
(Всё ж крещёная!) помолюсь
За таких вот, как вы, — за избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
…После Моисеева в комнату заседаний, где за длинным столом расположились Горбачёв, Ельцин, руководители республик, пригласили Шебаршина. Президент СССР был ещё лаконичнее, чем накануне: «Я назначаю Председателем КГБ товарища Бакатина». Затем повернул голову в сторону Шебаршина: «Отправляйтесь сейчас в комитет и представьте его».
Шебаршин в ответ: «Большое спасибо! Сегодня ночью буду спать спокойно».
Что же случилось за прошедшие сутки? Да просто Горбачёв назначил Шебаршина председателем КГБ единолично, без согласования с Ельциным. Когда же Ельцин узнал об этом, то не замедлил показать свой характер.
Однако напрашивается вопрос: а чем же Шебаршин так не угодил Ельцину — ведь он не поддержал ГКЧП и активно сотрудничал в августовские дни с Бурбулисом? Позднее, размышляя о том, как оказался в опале, Леонид Владимирович вспомнил, что вскоре после своего избрания президентом России Ельцин посетил КГБ — принял участие в совещании руководящего состава комитета. Выступил на этом совещании и Шебаршин.
«Я говорил о том, — вспоминал Леонид Владимирович, — что давно уже беспокоило всех нас, сотрудников госбезопасности, о том, чему не хотелось верить и что не хотело слышать горбачёвское руководство: „…Возросли масштабы вмешательства, воздействия на наши внутренние дела из-за рубежа. И далеко не всегда интересы наших иностранных партнёров совпадают с интересами нашего общества, нашей государственности… Деятельность американской и других западных разведок против нашей страны… приобретает всё более наступательный и масштабный характер…“
Теперь, задним числом, я прихожу к выводу, что этим выступлением я занёс своё имя в чёрную книгу новой, демократической власти. Они смотрели на деятельность новоявленных союзников России ещё либеральнее, если это было возможно, чем Горбачёв и его соратники».
…Первое же заседание коллегии показало, что назначение Бакатина на пост председателя будет иметь непредсказуемые последствия для профессиональных руководителей КГБ и главное — для безопасности страны. Произнеся «крылатые» слова о том, что он прибыл в КГБ, чтобы его разрушить, Бакатин доверительно коснулся рукой плеча Шебаршина:
— Вот мой первый зам.
Лицо Леонида Владимировича мгновенно стало жёстким и непроницаемым.
— Нет, — твёрдо произнёс он.
— Почему «нет»? — удивился Бакатин.
— Со мной об этом никто не говорил…
Придя на следующее утро на работу и выслушав доклад дежурного офицера, Бакатин задал ему неожиданный вопрос:
— Где вы были девятнадцатого августа?
Дежурный ответил:
— На работе!
(А где же ещё он мог находиться?!)
— Уволить его!
Кадровик, следовавший за Бакатиным, поспешно записал распоряжение шефа — юридически незаконное, но кого тогда законы волновали? Говорили о них, конечно, много. На «демократических» митингах, например. Под демагогические рассуждения о законности было легче зомбировать население…
