Петр Чудинов - Иван Антонович Ефремов
Осенью этого же года первый массовый материал с раскопок поступил в препараторскую. Уже в поле один из эффектных черепов — древнейший «саблезубый» хищник — был очищен от породы, в препараторской его открыли и сразу же показали Ивану Антоновичу. Он восхищенно гудел басом, смотрел на череп с разных сторон и высказал свое мнение: «Это настоящий пеликозавр». Вскоре вошел директор института Ю. А. Орлов. В то время он заканчивал монографию по хищным дейноцефалам. При виде черепа он проявил не меньший энтузиазм, но пришел к другому выводу: «Это настоящий дейноцефал». Оба корифея углубились в спор, и каждый приводил свои доводы. Мне лишь оставалось помалкивать и слушать. Эти зверообразные казались мне тогда все «на одно лицо». Впоследствии оказалось, что тот и другой были правы: череп принадлежал особой группе зверообразных, промежуточной между пеликозаврами и дейноцефалами. Сюда же относился и первый череп, найденный в шурфе геологами. Крупнейший «саблезубый» хищник из Очёра был позднее назван мной Ivantosaurus ensifer («Ивантозавр меченосный») в честь Ивана Антоновича, по первым буквам имени и отчества.
На следующий год экспедиция снова работала в Очёре, и Иван Антонович писал мне: «По-видимому, дела с раскопками идут отлично и действительно, надо добить Очёр (в смысле максимального количества материала), так как дальнейшие ассигнования уже будут на другие объекты, да и Вам с китайскими работами будет некогда. Поэтому, ежели Вам понадобится, то 25 тысяч считайте Вам обеспеченными дополнительно на завершение работ…»
Местонахождение оказалось более трудоемким. Полевой сезон 1959 г., как и предполагалось, действительно застал меня на раскопках в Китае. Лишь в 1960 г. центральный участок очерского местонахождения удалось раскопать до конца.
Весной 1963 г. я плавал с Ефремовыми по Волге от Москвы до Астрахани и обратно. Для них это была уже третья поездка. В ритме пароходной жизни Иван Антонович любил неторопливый бег времени, уходящие за корму берега с крутыми обрывами пермских красноцветов. Он показывал знакомые места у Казани, Ильинского, Тетюшей, где когда-то искал или раскапывал кости. Вечерами обычно гуляли по палубе, потом сидели в каюте. Иван Антонович читал по памяти стихи Киплинга, Гумилева, Северянина, Волошина. Но чаще он рассказывал научную фантастику. Однажды мы сидели на палубе, о чем-то разговаривали, и Иван Антонович задремал. Мышцы лица расслабились, и он напоминал мне доброго, спящего льва. Тогда впервые я с грустью отметил признаки приближающейся старости.
В августе того же года Иван Антонович заговорил о своей обычной поездке в Ленинград. У меня приближался выезд в США на Международный зоологический конгресс. Доклад об открытии новой фауны пермских позвоночных в Приуралье был написан и не без участия Ивана Антоновича переведен на английский язык. Ефремовы придирчиво проверили мой гардероб и заново экипировали меня. До отъезда оставалось около двух
Недель, и они пригласили меня в Ленинград. Остановились у давних друзей Ивана Антоновича на Карповке. Много ходили по улицам, на Кировском проспекте он показал дом, где жил, были в музее Горного института, Геологическом музее им. Ф. Н. Чернышева, ездили на острова, на Карельский перешеек.
В 1964 г. основной материал трехлетних раскопок в Очёре был отпрепарирован. Серия фантастических черепов крупнейших растительноядных дейноцефалов-эстемменозухов красовалась в витрине музея. Весной мы с Иваном Антоновичем показывали эту уникальную коллекцию американскому палеонтологу профессору Олсону. В начале разговор шел об образе жизни и питании этих неуклюжих и тяжеловесных рептилий. Непривычная для глаз «несуразность» черепов, выраженная в громадных скуловых выростах, костных вздутиях и коротких, толстых рожках, венчающих темя, вызвала у Олсона прилив положительных эмоций. В полный восторг его привел череп дейноцефала Estemmenosuchus mirabilis. За небольшие размеры и торчащие на темени раздвоенные рожки мы называли этот череп «малым рогатиком».
— Wonderful, isn’t it? (Чудесно, не правда ли?) — восклицал Ефремов.
— Just amazing! Quite impossible! (Просто восхитительно! Совершенно невероятно!) — вторил Олсон.
Я подлил масла в огонь, спросив Олсона о адаптивном приспособительном значении «архитектурных излишеств» черепа в виде многочисленных костных выростов. Именно они придавали черепам неповторимый и фантастический облик. Мы переключились на обсуждение этих образований, называемых экцессивными или избыточными структурами, но не нашли удовлетворительного объяснения.
— Nobody knows (Никто не знает), — задумчиво произнес Олсон. Он немного помолчал, хитро улыбнулся и добавил по-русски: «Давиташвили знает».
При этих словах мы весело рассмеялись. Очевидно, в этом вопросе каждый несколько скептически относился к взглядам известного палеонтолога Л. Ш. Давиташвили. Он связывал возникновение экцессивных образований с вторичными половыми признаками. Отсюда следовало, что вся серия черепов принадлежала только самцам и костные украшения играли роль «турнирного оружия». Между тем различия в серии черепов и отсутствие в захоронении черепов «безрогих» самок и, наконец, общая гипертрофия скелетов этих животных исключали подобную интерпретацию.
Очёрская фауна, разнообразная по составу позвоночных, вошла в число эталонных пермских фаун мира. Поэтому мне как ученику Ивана Антоновича особенно очевидно его неоценимое участие в истории открытия и изучении этого нового звена геологической летописи.
В августе 1964 г. я и маммолог Б. А. Трофимов были откомандированы Палеонтологическим институтом АН СССР в Академию наук МНР для помощи и организации палеонтологических исследований и для участия в раскопках вновь открытого динозаврового местонахождения в Южной Гоби. Поскольку мы выезжали в роли консультантов, Иван Антонович, как бывалый гобиец, дал нам массу полезных советов. Рекомендовал, например, проверить перед выездом в поле все оборудование и снаряжение, материалы для работы на раскопках, особенно наличие теплой одежды и железных печек, оговорил самые поздние сроки начала и конца полевых работ в связи с поздним выездом экспедиции.
Иван Антонович разложил карты, и мы «проиграли» по ним особенности возможных маршрутов в Южную Гоби, наметили обязательные для осмотра попутные местонахождения позвоночных. Всякий раз, когда разговор заходил о деталях практической экспедиционной жизни, я не переставал удивляться его знаниям и полной осведомленности по организации, быту, снаряжению и специфике полевых работ. Сейчас, наверное, немногие молодые геологи знают о существовании «Справочника путешественника и краеведа» — двухтомного капитального издания под редакцией С. В. Обручева. Справочник, по существу, был энциклопедией экспедиционных знаний и опыта, накопленных поколениями землепроходцев-естествоиспытателей. Иван Антонович казался мне живым справочником, и я не припомню случая, когда он затруднился бы с ответом на какой-то вопрос. При обсуждении научной стороны экспедиции мнение И. А. Ефремова безоговорочно принималось во внимание, и польза для собеседника была очевидной. При обсуждении организационных и практических сторон работы И. А. Ефремов не то, что не доверял опыту собеседника. Нет, в этих интересных для обеих сторон дружеских беседах, с отступлениями, воспоминаниями заключался свой, предшествующий поиску, элемент романтики.
