Сергей Голукович - Поперечное плавание
В конце августа началась небывалая бомбежка Сталинграда. Волна за волною нескончаемым потоком шли немецкие самолеты, обрушивая бомбовый груз на позиции зенитчиков, на промышленные предприятия и жилые кварталы города. Хлынула масса беженцев, запрудившая переправы на Волге и дороги из города. Понтонеры, не покидая своих мест, восстанавливали пристани. Пароходы с баржами и десантные понтоны, рассредоточившись и маневрируя по всей ширине реки, продолжали рейсы, невзирая на вражеские бомбы и плывшую по Волге горящую нефть.
Фабрично-заводское училище, в котором был Витя, сын Борченко, было разбомблено. Ребят отправили на пристань. У причала их ожидала небольшая баржа и буксирный катер. Ребят разместили в трюме и на палубе. Вите досталось место на носу около якорной цепи. Катерок глухо затарахтел, натянулся буксирный трос, и баржа отчалила.
Уже близко от левого берега один из вражеских самолетов решил разбомбить баржу, но промахнулся. Тогда фашистский летчик на бреющем полете резанул по барже из пулеметов. Раздались крики и стоны. Летчик отлично видел, что на барже нет военных, что вся палуба заполнена подростками в черных ватниках, но на следующем заходе сбросил оставшуюся у него бомбу. Она перебила буксирный канат.
Мощный фонтан воды ударил по носу баржи. Витя, не успев опомниться, оказался смытым за борт. Течение быстро его отнесло в сторону. Вскоре он заметил плывущий невдалеке обломок бревна. Подплыл к нему и ухватился, пытаясь добраться к берегу. Сильное течение сносило бревно все дальше вниз по реке. Когда Витя уже стал отчаиваться, его заметили на буксире, тянущем большую баржу, и подобрали. Через полчаса он был на другом берегу.
Оглядывая ширь Волги, заметил пересекающие реку мелкие суда, похожие на понтоны. Часто забилось сердце. «А вдруг там понтонерская переправа? Может, там отец?»
Согреваемый этой мыслью, мальчик побежал вдоль берега…
2Уже по-осеннему оголились леса и кустарники, а понтонеры Корнева все еще обеспечивали переправу наших войск через осиновый мост. Половина личного состава переболела малярией. Сказалось соседство с небольшим болотом.
Комбата эта противная болезнь миновала, а вот комиссара прихватила крепко. Однако пожелтевший от частого приема акрихина Иван Васильевич Распопов не подавал виду, по-прежнему большую часть времени находился в подразделениях. В штабной землянке его можно было застать лишь изредка, да и то поздно вечером.
В один из таких вечеров комбата и комиссара вызвали в штаб недавно созданного Донского фронта, в состав которого вошел и 7-й понтонно-мостовой батальон. К утру они были на месте. Корнев получил указания и вернулся назад, не зная, что в этот день решают его судьбу.
В штабе Донского фронта, небольшом, обшитом тесом домике, шло совещание. За его столом сидели инструктор политуправления, полковник из Москвы и начальник инженерных войск Донского фронта генерал Прошляков. Они решали вопрос о кандидате на должность командира вновь формируемой понтонной бригады резерва Верховного Главного Командования, которая на первых порах должна была войти в оперативное подчинение Сталинградского фронта.
— Предлагаю командиром бригады назначить подполковника Борченко, — сказал генерал Прошляков.
— А почему не майора Корнова? — спросил полковник из Москвы. — Или вам не хочется отдавать его?
— Седьмой батальон в бригаду не включается.
Инструктор политуправления положил руку на лежавшую перед ним папку:
— Вот сводки политдонесений. В них отмечается, что Корнев — боевой командир, пользуется у подчиненных любовью. Они за ним и в огонь, и в воду.
Генерал Прошляков мельком взглянул на папку.
— А разве про Борченко не так пишут? Это тоже волевой, грамотный командир. К тому же он единственный из комбатов, окончивших академию.
Договорились, что приезжий полковник доложит мнения присутствующих в Москве, а уж там будет принято окончательное решение.
…Началась вторая половина ноября. Кругом припорошило неглубоким снежком. Низко по небу плыли с белесой проседью тучи. Густая облачность снизила активность немецкой авиации. Стали реже появляться и наши самолеты. Да ж то лишь «илы».
Поздно вечером Корнев с Распоповым, который с октября стал называться не комиссаром, а замполитом, встретились в штабе у Сундстрема для подведения итогов за прошедший день. Поговорили о находчивости понтонеров, нашедших мел и белую глину для побелки понтонов.
Сундстрем доложил сведения по учету движения через мост. Оказалось, что поток машин, орудий и танков по ночам сильно увеличился. Чаще стали проходить маршевые батальоны и роты. Везли на плацдарм все: боеприпасы, продовольствие и обмундирование.
Примет, что готовится решительное наступление, становилось все больше. Зачастили представители разных частей, интересующиеся пропускной способностью моста. И наконец было получено распоряжение о выводе 7-го батальона из оперативного подчинения армии и назначении Корнева начальником фронтового участка переправ, на котором предписывалось иметь низководный свайный мост и паромные переправы с шестидесятитонным паромом и двумя тридцатитонными.
Вскоре по Дону пошло «сало» — слипшиеся комки снега. Оторвавшиеся где-то в верховьях намерзшие у берегов ледяные закраины поплыли стеклянистыми оконцами, белея среди месива шуги. У понтонеров наступили тяжелые времена. Ударили первые морозы, а зимнего обмундирования не было. Под бомбежкой сгорел эшелон, привезший обмундирование. Помпохоз Ломинога вместо ватников, полушубков и шапок привез со станции только куски обгоревших одеял, которые удалось выхватить из огня. Нашлись в ротах умельцы. И из этих кусков в одни сутки нашили рукавиц и шапок финского покроя.
В ночь на 19 ноября через-мост сплошным потоком пошли войска, а у пристани выстроились колонны танков Т-34 и КВ.
Тяжелые танки переправили на паромах, с трудом пробиваясь через скопления шуги. Т-34 пошли через мост. Под их тяжестью его середина осела так, что на настил хлынула вода. А тут еще создалась угроза его сноса напором скопившихся льдин. Пришлось движение на другой берег остановить и срочно взяться за усиление и сохранение переправы.
Рискуя окунуться в воду, понтонеры проложили через зыбкое ледяное поле от середины моста наискосок к берегам стальные тросы. Выбрав лебедками слабину, натянули их как струны. Сундстрем руководил выравниванием просевшей части моста, организовал укладку новых прогонов из бревен, а по ним — настила. Около просевшего участка, прямо на припаявшейся льдине, установили две воздушные помпы для обеспечения работы водолазов. Надев специальное теплое белье и скафандр, первым ушел в воду под мост ефрейтор Самбуров. За старшинство по возрасту и большой опыт подводных работ его в команде водолазов уважительно называли дядей Ваней или величали Иваном Михайловичем. На веревках стали опускать в воду мешки с песком. Водолазы обкладывали ими подмытые сваи. Назначенные подносчики едва успевали заполнять мешки с песком и подтаскивать к проруби. Все работы наверху и под водой заняли немногим больше часа. За это время ожидавшие на переправе своей очереди командиры частей нервничали, то и дело торопили понтонеров, давали им советы. А некоторые из них, в больших званиях, грозились отдать Сундстрема за «медлительность» под суд военного трибунала.
