Михаил Пришвин - Дневники 1920-1922
Построил новый шалаш. Осока растет. Лозина распускается. Березы вовсе рыжие — вот, вот! Пашут.
17 Апреля. Зазеленела ярко придорожная мурава, между нераспустившимися березами красивы эти зеленые дорожки.
Стоят одинаково солнечно-ветреные дни, по вечерам собираются тучки и ночью проходят мимо. Ночи стали теплые, лунные, с легеньким приятным ветром. Ранил тетерева, на току токовал… но он, полежав, схватился и убежал, так я его и не нашел. Итак, убил вальдшнепа — не нашел, кроншнеп убежал, тетерев убежал, и утку поймал только благодаря собаке — вот так и охота!
18 Апреля. Распускаются березы. Цветут фиалки. Осины роняют червяки свои. Наступила третья пора весны (первая, голубая — праздник света, вторая — праздник воды да травы и третья — от зеленых деревьев до отцветания яблонь). Суховей продолжается и днем и ночью. Заря холодная с ветром. Тетерева много токовали.
Вечером было знойно и душно, как в иные июльские дни, пахло гарью лесов и мне вспомнилось начало войны 14-го Июля, когда так же пахло горящими лесами. За день все стало зеленое.
Шкрабы делили землю, как мужики, с гамом. Время добела раскаленного эгоизма. Надо помнить, что теперь на стороне контрреволюции такая сволочь, что если они, то горем загорюешь о большевиках. Так правду разделили пополам, и стала там и тут ложь: сеем рожью, живем ложью.
Приезжал сумасшедший еврей Забородов, студент, написавший пьесу «Социализм войны», действующие люди: Кант, Милюков, пр. Исайя и т. д. Предлагал прочесть пьесу в лесу. Читал монолог сатаны, хохотал на весь дом. В заключение показал фот. карточку себя и своего тов. Исаковского.
19 Апреля. Ночью прошел маленький дождик и, наконец, стих день и ночь бушевавший суховей. Серое тихое зеленое весеннее утро. И так оставалось весь день с просветами солнца. Вечером был на тяге в Чистике. Большая туча залегла на горизонте, и все небо серое, и тихо-тепло, ни одного звука. Но дождь пошел только ночью, и то маленький, пыль прибил.
Говорят, что торговлю разрешили. С Польшей мир за 30 мил. С Англией торговый договор: обмен машин на лес: начинай сначала, сказка про белого бычка.
Никогда не был так близок к природе, а почему? потому, что никогда не было так тесно среди людей. Будет ли день, когда возьму свою котомку и пойду от природы к людям, к их руководящему жизнью сознанию, к их высшим добродетелям.
20 Апреля. Диво — утро, огонь раскинулся на полнеба от невидимого солнца, после восхода солнце оставалось за облаками, но просвечивало, ни серо, ни ярко, как яйцо в мешочке.
После обеда хотел было возвратиться суховей, но к вечеру стихло. Слышали кукушку.
Ко мне «прикрепили» (есть мандат) мужика, который обязан возить меня по всему уезду.
21 Апреля. Лунная ночь тихая, теплая, вся ночь во власти луны. В 1 ночи, а не в ½ 4-го, как обыкновенно, и после всех болотных птиц мы услышали бормотание и шипение тетеревей всего Чистика! Мы подумали было, что это лягушки, но потом оказалось, что и куропатки кричат, и кроншнепы, все птицы эти поют, токуют, принимая луну за солнце. Или это тепло настоящей первой весенней ночи так действует? Все перепуталось, и кроншнеп поигрывает свою плясовую. Ток был очень бурный, но раскидистый. Самки подбегали к самому току, и бал близко от шалаша, что в тишине явственно слышалось тукание ее ног. День вышел опять знойно-ветреный и освободил прибитую дождем пыль. Суховей продолжается.
Павлины, старуха и два лебедя, уцелевшие в парках Совхоза.
Дробь
Мужики из Мартинкова.
«Индивидуальный выход»: картошка. Н. П. Савин передавал, как факт, что у одного еврея от страха выпали зубы.
Два фельдшера: один занимается колдовством (очень выгодная профессия), другой, коммунист, выгнанный из партии (за то, что, когда его сделали заведующим отд. здравоохранения, он в тот же день выпил весь спирт в аптеке), занимается доносами — вступили между собою в борьбу.
Каменев мне сказал, что декреты хороши, а народ плох. Раньше мы говорили, что хорош народ, дурно правительство, теперь хорошо правительство, дурен народ.
22 Апреля. Тихая лунная теплая ночь. Птицы, как вчера. Вечером чудесная заря. Убил утку, собака съела.
«Наше несчастие заключается в том, что почти все наши утопии родились среди рабства; они сохранили дух его». (Кине.)
23 Апреля. Утро, как вчера, но с притупинкой, как вчера, сильная роса на придорожных травах, зато днем после обеда нашли облака, брызнул дождик, и так стало благодатно, пышно, такое благословение Божие легло на тихие воды и зеленые березы, еще сохранившие чуть-чуть желтоватый налет, и так блестели все клейкие листочки. Кукушка куковала в первый раз отчетливо, сильно, я загадал, сколько мне жить, и насчитал 19 лет, девятнадцать! какой я тогда буду богатый, если буду иметь возможность рассказать о своих переживаниях.
24 Апреля. Вербное.
Еще один раз встретили солнце в Чистике. Луна большая при первом свете на востоке, казалось, остановилась подождать солнце и дожидалась, бледнея, часа два. При первых лучах на красном показался огромный хищник и летел на мой шалаш.
Когда мы вернулись домой, люди копошились уже и девушки шли к обедне с вербами, похожими на веники. Создалось роскошное майское утро.
25 Апреля. Глубокая вечерняя заря, такая глубокая, что, кажется, смотришь на нее и так и увидишь зарю утреннюю.
Я стоял в домике; вечерние тени легли и деревья леса уже погрузились во мрак, но птицы, пролетавшие вверху, сверкали золотыми крыльями, и так я знал, что солнце еще сверкает для жителей гор.
Религиозное чувство есть продолжение чувства природы, а без этого чувства остаются лишь счеты людей между собою.
Задумал путешествие с учениками в Москву и Петербург.
26 Апреля. Сухо, ветрено и в среду холодно. Полный расцвет черемухи, вишня зацветает в городе, груши в бутонах.
27 Апреля. Тихо, прохладно. Вечером была малиновая заря. Убил вальдшнепа, но совсем равнодушно, потому что их время прошло. Когда сидел на тяге, то пахла земля сама собою, а как пахнет собою земля? как в свежеразрытой могиле.
Видел во сне, будто я на войне, сижу где-то в яме и режу сало тоненькими кусочками и в этом все мое занятие на войне. А Стахович едет в Хрущево, и мне приятно, что он поговорит там о мне, как о герое. Хотя и я сам отправляюсь в Хрущево, но Стахович должен раньше там быть, потому что он в автомобиле, а я пешком. И вот я выхожу и сразу вижу Хрущево, но думаю, что это кажется так; иду, нет! Вот Хрущево и я в нем раньше Стаховича. Вижу, Дуничка так неутешно плачет: умер Илья Николаевич.
