Елена Арсеньева - Браки совершаются на небесах
Вильгельмина фыркнула:
– Мне кажется, государыня слишком много на себя берет! Неужели она будет шпионить за мной, своей невесткой, чтобы убедиться, как я себя веду?
– Замолчи, глупая девочка! – не сдержалась ландграфиня. – Если ты будешь так много болтать, ты никогда не станешь невесткой императрицы!
Луиза и Амалия сидели потупившись, однако их сердца, стиснутые корсетами, колотились, как пойманные в капкан зверушки. В принцессах пробудилась робкая надежда, что противная богэмьен все-таки ошиблась в своих предсказаниях. Вильгельмина забыла, что и у стен есть уши! Вдруг кто-нибудь услышит ее ехидные реплики и донесет Екатерине о том, как непочтительно ведет себя эта принцесса? Вдруг Екатерина обратит свой благосклонный взор на другую сестру?..
Похоже, в голову Вильгемины пришла эта же самая мысль, потому что строптивица наконец-то присмирела и молча внимала прочим наставлениям Екатерины, которые ландграфиня произносила с особым выражением почтительности и усердия:
«Так как праздность влечет за собой скуку, последствием которой бывает дурное расположение духа, надо стараться исполнять все свои обязанности, искать занятий в свободные часы. Чтение образует вкус, сердце и ум; если принцесса сумеет найти в нем интерес, то это будет, конечно, всего лучше; кроме того, она может заниматься музыкой и всякого рода рукоделиями; разнообразя свой досуг, она никогда не будет чувствовать пустоты в течение дня. Столь же опасно избегать света, как слишком любить его. Не следует тяготиться светом, когда придется бывать в обществе, но надо уметь обходиться без света, прибегая к занятиям и удовольствиям, способным украсить ум, укрепить чувства или дать деятельность рукам…»
К тринадцатому пункту «Наставлений» сестрицы уже начали клевать своими востренькими носиками, а между тем этот пункт был самым интересным:
«Следуя этим правилам, принцесса должна ожидать самой счастливой будущности. Она будет иметь самого нежного супруга, счастье которого она составит и который, наверное, сделает ее счастливою; она будет иметь преимущество именоваться дочерью той императрицы, которая наиболее приносит чести нашему веку, быть ею любимой и служить отрадой народу, который с новыми силами двинулся вперед под руководством Екатерины, все более прославляющей его, и принцессе останется только желать продления дней ее императорского величества и его императорского высочества великого князя, в твердой уверенности, что ее благополучие не поколеблется, пока она будет жить в зависимости от них».
– Да вы меня не слушаете, противные девчонки! – с досадой воскликнула Генриетта-Каролина, обнаружив, что взоры дочерей подернулись пеленой невнимания. – Ну вот ты, Вилли, повтори, что я только что сказала!
– «Принцессе останется только желать продления дней ее императорского величества и его императорского высочества великого князя, в твердой уверенности, что ее благополучие не поколеблется, пока она будет жить в зависимости от них», – отчеканила, встрепенувшись, Вильгельмина, у которой была изумительная память.
Мать довольно кивнула. А Вильгельмина подумала, что если она все же станет женой русского принца, то постарается как можно скорее перестать «жить в зависимости» от причуд свекрови.
И она принялась представлять себе встречу с будущим женихом. Может быть, в жизни он окажется не так непригляден, как на присланном портрете?..
* * *А между тем цесаревич Павел Петрович, наследник российского трона, тоже с волнением размышлял о встрече с будущей невестой. Он уже видел изображения всех трех сестер Гессен-Дармштадтских, но особое внимание уделил Вильгельмине. Приходилось признать, что его властная матушка, у которой, по мнению, Павла, был весьма дурной вкус, на сей раз не ошиблась и выбрала самую миленькую из девиц. Чем-то эта Вильгельмина напоминала первую любовь цесаревича, Верочку Чоглокову, прелестную фрейлину императрицы Елизаветы Петровны.
Нет, впрочем, нельзя сказать, что Верочка была самой-самой первой любовью! Еще гораздо раньше, совсем мальчиком, Павел доверчиво рассказывал своему воспитателю Семену Андреевичу Порошину о некоей таинственной фрейлине-чаровнице и даже застенчивым шепотком читал стихи, сочиненные в ее честь:
Я смысл и остроту всему предпочитаю,
На свете прелестей нет больше для меня,
Тебя, любезная, за то я обожаю,
Что блещешь, остроту с красой соединя.
– О, ваше высочество! – воскликнул Порошин. – Вы хорошо начинаете! Предвижу, что со временем вы не будете ленивым или непослушным в стране Цитере!
Воспитатель как в воду глядел. Страну Цитеру, где правила богиня любви Афродита, этот мальчик осваивал споро и бесстрашно – особенно после того, как любовник его матери Григорий Орлов, который понимал воспитание царевича весьма своеобразно, взял двенадцатилетнего Павла в комнаты к фрейлинам.
Что-то гости увидели. Что-то подсмотрели в скважины и щелочки… Именно после этого Павел и влюбился в Верочку Чоглокову.
На первом же балу он пригласил ее танцевать, начал нежно перебирать пальчики и осмелился пылко выдохнуть:
– Если бы сие пристойно было, я бы поцеловал вашу ручку!
Верочка, отводя поскучневший взор от курносой физиономии царевича, ответила с приличным поджатием губок:
– Это было бы уж слишком, ваше высочество! Однако Павел не унялся. Он донимал скромницу своими ухаживаниями, стихами, охами и вздохами. И показал себя истинным Отелло, когда ему почудилось, что предмет его сердечной склонности в свою очередь склоняется к смазливому пажу Девиеру. Этой вымышленной «измены» он так и не простил Верочке и простер свою благосклонность на другую «чаровницу».
Любовники Екатерины не баловали царевича разнообразием методов воспитания. Они хаживали с юнцом в покои фрейлин и в комнаты служанок. Потом, с благословения своих фривольных менторов, Павел познакомился с прелестной вдовой, фрейлиной Софьей Семеновной Чарторыжской, и узнал, что в стране Цитере произрастают не только эфемерные цветы платонических наслаждений, но и весьма сочные плоды сладострастия.
Эти плоды понравились ему. Он норовил лакомиться ими как можно чаще. «Плоды» нежно и покорно улыбались наследнику престола, а про себя думали, что в объятиях какого-нибудь лакея или помощника истопника можно найти гораздо больше удовольствия, чем с этим царевичем, который думает только о себе.
Наконец слухи о том, что наследник сделался истинным потаскуном и не пропускает ни одной дворцовой юбки, стали утомлять Екатерину.
– Мальчишку пора женить, – сказала она Орлову. – А то он мне весь двор обрюхатит!
