Иоганн Фосс - «Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою
Вскоре добираемся до новой линии фронта, протянувшейся вдоль крутых горных стен. Видим постепенно возникающую из темноты цепь заснеженных гор. Батальон останавливается на широком плато. Причины остановки никто не знает. Чтобы немного согреться, ходим из стороны в сторону, снова и снова размышляя над тем, почему батальон не идет дальше. Спустя какое-то время до нас доходит слух, что высокое начальство отдало приказ выступать дальше в поход лишь после двенадцати часов. Получается, что наша вынужденная стоянка вызвана какими-то проволочками военной бюрократии, которой наплевать на то, что целый батальон вынужден час мерзнуть на пронизывающем ветру. Неужели наш батальонный так сильно оторвался от нас и ушел далеко вперед? Будь он с нами, мы бы не стали околевать от холода, а по его приказу пошли бы вперед.
Так закончилась боевая история нашего батальона в Финляндии.
To, что последовало за этим, продолжалось два с половиной месяца, за которые мы преодолели немалый путь, добавив 700 километров к тем 900 километрам, которые прошли от наших позиций на Сеннозере. Отныне мы проходили по 30–40 километров в день, двигаясь по ночам в полной темноте, взяв лишь несколько дней отдыха где-то посредине этого долгого марша. Наш поход был полон всевозможных трудностей, мы мучились от голода, холода, жуткой умственной и физической усталости, испытывали тяжкое разочарование, а иногда и отчаяние. Как же нам удавалось с этим справляться? Честно говоря, не знаю. Конечно, в первую очередь благодаря нашей молодости. Кроме того, выносливости и упорства нам прибавляло понимание того, что мы возвращаемся домой, на родину. Я также считаю, что боевой дух и чувство долга не позволяли нам пасть духом, а убежденность в правоте нашего дела подсказывала принимать верные решения.
В памяти сохранились лишь обрывочные воспоминания о походе по ледовой пустыне. Он начался с того, что, оказавшись в Скитботне и добравшись до фиорда Линген, мы поняли, что никакие военные корабли нас не ожидают. Не останавливаясь, мы двинулись дальше вместе с потоком других немецких частей, прибывших с фронта под Мурманском, что находился на северном участке армии «Лапландия». Последняя отступала по построенной в годы войны дороге, протянувшейся вдоль северного побережья Норвегии. Нам предстояло пройти по ней немалое расстояние с севера на юг, от Скитботна до Мо-и-Рана, конечной железнодорожной станции.
Если бы не суровые зимние морозы, то мы наверняка отдавали бы должное величественной сдержанной красоте здешнего края. Однако это было совсем не то время, чтобы безмятежно любоваться природой или вспоминать описания из книги Гамсуна «Город Зегельфосс». В северной Норвегии начиналась пора полярной ночи, которой было суждено продлиться пару месяцев. К этому времени мы уже научились различать оттенки постоянной темноты и в сумеречный полдень понимали, до какого места добрались. Иногда нам встречалась какая-нибудь деревня, несколько домиков с красными стенами на берегу моря. Ее жители, рыбаки, засунув в карманы руки и явно бездельничая, демонстративно не обращали внимания на нас, чужаков и незваных гостей. Время от времени кто-нибудь из них выходил из дома, забирал рыбу, вываленную на снег несколько дней или недель назад, и исчезал за дверью. Однажды вечером, когда мы начали очередной 30-километровый марш и проходили мимо последних домов какого-то поселка, мой взгляд упал на окно с голубыми занавесками и семью норвежцев, собравшуюся за столом на ужин. Эта картинка показалась давно забытым видением, нереальным, как рай.
Когда мы проходили мимо берега фиорда в ясную погоду и видели в море военный корабль, то начинали мысленно представлять себе жизнь на его борту: ярко освещенные, теплые и уютные каюты, моряков, чистых и опрятных после ежедневного душа. Мы также мечтали о городе Нарвике, где, как нам казалось, закончится поход и где наверняка нам удастся погрузиться на корабль, отправляющийся в Германию.
Однако большую часть времени мы не видели ничего, кроме бесконечного тумана и снега. Кстати сказать, дорога не всегда проходила берегом моря. Где-то между Бальсфьордом и Нарвиком мы трое суток пересекали горную цепь. Погода была скверной и на второй день сделалась еще хуже. За день до этого мы вошли в горную долину. В ту ночь нашим местом назначения был лагерь на перевале. Пошел снег, и через час-два мы оказались в самом центре снежной метели. Теперь дорога поднималась в гору. Она и в хорошую погоду была трудно проходимой, сейчас же в слепящей снежной пелене идти по ней было просто невозможно. Нельзя было даже разглядеть идущего впереди товарища. Однако мулы, наши верные друзья, опустив голову, упрямо двигались вперед. Мы время от времени хватали их за гриву, чтобы не сбиться с пути и не упасть, против чего они практически не возражали.
Ближе к рассвету остановки стали чаще обычного, потому что снежные заносы на нашем пути были такими сильными, что дорогу приходилось расчищать лопатами. Однажды нам довольно долго пришлось ждать, когда подтянется хвост колонны. Между тем снег продолжал идти, и дорогу уже совсем нельзя было разглядеть. Единственное, что позволяло ориентироваться в этой снежной круговерти, это столбы, установленные вдоль дороги и отмечавшие путь к перевалу.
В конечном итоге мы завязли в гигантском снежном заносе, в котором пришлось бы долго выкапывать тропинку лопатами. Всем стало ясно, что ситуация более чем опасная. Мы пытались согреться всеми мыслимыми способами, ожидая приказа разбить лагерь или сделать что-то другое. Однако нам сильно повезло. Откуда-то спереди до нашего слуха донеслись приглушенные звуки работающего мотора. Армейский пункт на перевале прислал нам на помощь бульдозер. Вскоре дорога была расчищена и батальон благополучно проследовал дальше, радостными криками благодаря водителя спасшей нас машины.
Пост на перевале был практически безлюден. Если мы предполагали, что там нас встретят дымящиеся полевые кухни с горячей едой и теплые помещения, то глубоко ошибались. Вместо уютных помещений мы получили металлические сборные домики и набитые соломой матрацы. Внутри стены помещений покрыты толстым слоем льда. Высушить одежду негде. Еды нам не предложили. Замерзшие и усталые, мы тут же легли спать, радуясь, что смогли избежать верной смерти в снежной ловушке в долине.
Подойдя к Нарвику, мы испытали очередное разочарование. Корабля, готового переправить нас домой, нигде не было видно. Длинные колонны егерей устало, как в трансе, брели по бесконечной дороге в постоянной темноте среди льда и снега. Многие спали на ходу, цепляясь за гриву мула или за повозку. Среди них были невезучие парни, которые не успевали вписаться в поворот и просыпались в кювете. Генрих также обладал таким «искусством» и часто натыкался на спину впереди идущего товарища или круп мула. В такие ночи полного морального и физического отупения самым главным для нас была дневная цель: преодолеть лежащий впереди отрезок пути. Даже физическая боль, вызванная, например, потертостями и мозолями, которая раньше представлялась невыносимой, быстро забывалась и переставала ощущаться после десятикилометрового марша.
