Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота
За круглым столом свое мнение высказал каждый. Мнения разные, вывод один: командир – дурак. И старпом – дурак. Я, несмотря на то, что было уже около трех часов ночи, набрал номер телефона командирской каюты. Трубка долго молчала, затем прохрипела сонным голосом персонально ответственного:
– Слушаю. Командир.
– Ты дурак!
– Кто это говорит? – взревела трубка.
– Все говорят.
Военно-морская шутка.
Оценив по достоинству юмор и позлословив в адрес командира, офицеры разошлись по каютам. Связист, мучимый бессонницей, поднялся на ходовой мостик, где в великом возбуждении расхаживал командир, пережевывая только что полученную по телефону информацию.
– Что вам здесь нужно?! – ласково обратился военоначальник к подчиненному.
Редко отказывающие в присутствии командира тормоза на сей раз сорвались с колодок. Офицер, сжав кулаки, пошел на командира:
– Я бабу хочу! Ясно тебе?! Не могу видеть больше эту проклятую железку!
Командир резво ретировался в каюту.
На следующий день состоялось партийное собрание с повесткой дня “О недостойном поведении коммуниста Костина”. Но коммунисты в лице младшего офицерского состава в обиду товарища не дали, признав требования его вполне справедливыми.
XXXНа завтрак в кают-компанию – офицеры собрались не в лучшем настроении. Я прибыл в числе последних. Помощник командира по снабжению, виновато опустив голову, стоял перед старпомом. В воздухе носилось грозовое электричество. Наиболее ласковым словом в речи, произносимой начальником в адрес подчиненного, было слово “мать”. Смысл происходящего я все же уловил: на завтрак был подан соленый чай.
И пусть читатель не думает, что подобный деликатес – результат чьей-то оригинальной шутки или же плод экспериментов, проводимых иногда флотскими коками. Все прозаичней. При постановке корабля в док, в некоторые цистерны закачивается забортная вода для так называемой балансировки: корабль на клетях должен стоять “на ровном киле”. Цистерны питьевой воды использовать для этих целей категорически запрещено. Но... все бывает.
Моментальная оценка обстановки и выводы из нее для меня были неутешительными: на корабле создалась реальная угроза возникновения вспышки инфекционных желудочно-кишечных заболеваний. Змея на погонах эскулапа скорбно опустила голову. Я стремительно бросился на камбуз. О, удача! По счастливой случайности завтрак личному составу выдан еще не был. Открыв сливные краны пищеварных котлов, под удивленный ропот дежурного кока, доктор вылил весь завтрак прямо на палубу. Личному составу был выдан сухой паек. Здоровье экипажа не пострадало.
“В целях недопущения подобных случаев”, как того требуют руководящие медицинские бумаги, о данном инциденте я доложил флагманскому врачу соединения, чем вызвал неудовольствие командования корабля. Выполнив свой служебный долг, я получил строгий выговор “за отсутствие контроля”... Командир попал на ковер к адмиралу.
Глава 26
СНОВА В МОРЕ. ЦЕЙЛОН
И снова предстоял поход. Снова с неизбежностью неизбежного корабль, отшвартованный к 33 родному причалу, готовился к плаванию. И опять с курсантами. Но курс лежал на Цейлон, неизвестную Республику Шри-Ланка. Цикл повторялся. Детали несущественны. Как говорят на флоте: “те же яйца, только в профиль”. Те же сборы, проверки, разборы. Снова виноваты тылы, “бюрократы и дегенераты”. Размеренную жизнь корабельного коллектива могло разрушить только цунами, так как землетрясения водоплавающим не грозят. В перерывах между боями – сход, ресторан, культпоход с горячо любимым личным составом в кино.
У читателя может сложиться впечатление, что слово “ресторан” встречается довольно часто. Никаких денег не хватит. Но тем не менее ... это так. Деньги, в сущности, не нужны. Презренный металл. Нужен ум. Организаторский талант. Обычная военно-морская предприимчивость. Получив свои дальневосточные 250 рублей, уплатив долги и партийные взносы, по возможности обеспечив семью куском хлеба, лейтенант флота остается без гроша в кармане. Но... положение обязывает. Ни в коем случае нельзя признаться в своей нищите никому, “кроме лучших друзей, кроме самых любимых и преданных женщин”. Стыдно.
В каждом военморе живет тщеславный Портос, сверкающий позолотой перевязи только спереди. Но отдыхать просто необходимо. Денег, повторяем, нет. Зато в наличии бутылка спирта, консервы “Севрюга” и “Говядина тушеная”. Дары моря укладываются в портфель-дипломат, три рубля в кармане, знакомые официантки в “Горизонте” или в “Золотом Роге”. Все. Чувствуешь себя Рокфеллером. Город “у твоих ног”. “Ура” и “чепчики”!
Лейтенанты настроены были на победу. Вечер морозной дымкой, словно контрабандным гипюром, укрыл суровую флотскую действительность. В портфеле томились консервы, как эритроциты в бедренной артерии. Все искало выхода.
Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Команда по корабельной трансляции требовала “прибыть в кают-компанию”. Прибыли. Сели. Изготовились.
– Товарищи офицеры! – начал командир. – Я собрал вас для того, чтобы сообщить следующее. Сегодня китайские войска начали боевые действия против дружественного нам Вьетнама. Памятуя о конфликте на острове Даманском, мы не можем гарантировать, что оружие китайских милитаристов не повернется в сторону наших границ. Это первое. Второе. Дальнейшее развитие событий во Вьетнаме может потребовать участия нашего флота в оказании помощи дружественному вьетнамскому народу. В соответствии с... на корабле с этого момента объявляется часовая готовность. Сход на берег лично с моего разрешения. Вопросы?
Здесь же выступил заместитель по политической части. После перечисления пяти признаков империализма и примеров “возрастания его агрессивной сущности в последнее время”, товарищ Бесполый вдруг несанкционированно заявил:
– Я считаю, что каждый член нашего экипажа должен написать рапорт с просьбой о зачислении добровольцам во вьетнамскую армию.
У всех присутствующих, и прежде всего у командира, “глаза на лоб полезли” от такой политической прыти.
– А если я не напишу рапорт? – заявил Мегердичев с сарказмом.
Зам подпрыгнул на месте. Ткнув указующим перстом в грудь вопрошающего, Бесполый заорал:
– Вы китайский шпион! На кого вы работаете?
И тут, впервые, командир в присутствии офицерского состава резко остановил своего ретивого заместителя:
– Бесполый! Прекратите эту несусветную чушь! Офицеры свободны.
Город Владивосток наполнился различными слухами, включая самые нелепые. В текст известной песни о листьях, которые кружатся над городом и не дают возможности спрятаться и скрыться от осени, были внесены коррективы. В измененном виде она звучала так: “Лица желтые над городом кружатся...” И называлась она песней китайских парашютистов. Словно в период летних отпусков из касс аэрофлота исчезли билеты “на Запад”. Престиж военных среди местного населения заметно вырос. На потепление взглядов прохожих и пассажиров общественного транспорта офицеры ответили максимальной предупредительностью. Безотказным пропуском на вечера отдыха в увеселительных заведениях стали погоны вместо кепок с длинными козырьками. С эстрады зазвучала музыка “для наших гостей, офицеров с противолодочного корабля...” Однако, наблюдать этот патриотический подъем могли немногие из военных: готовность, объявленная командующим по флоту, приковала офицеров к своим командным пунктам. Каждый занимался своим нелегким делом, таким нужным Родине в минуту опасности трудом.
