Исай Лемберик - Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)
- Перебазируемся, - сказал он, - куда - не знаю.
Ни Старчак, ни Бедрин и думать не могли, что через несколько дней наши войска оставят Минск. Вот почему Бедрин со спокойной душой прощался с капитаном.
Когда старшина ушел, Старчак попросил санитарку, чтоб раздобыла где-нибудь репродуктор. К, вечеру она принесла динамик и включила его. Шла передача из Москвы.
Диктор читал указ о мобилизации и объявлении в отдельных местностях страны военного положения.
Военное положение.. .
Капитан попытался сделать несколько шагов, но острая боль заставила его опуститься на койку. Значит, надо лежать и ждать.
Объявляли воздушную тревогу, и ходячие больные, как их называли санитары, спускались в бомбоубежище. Тех, кто не могли передвигаться, переносили на носилках.
Когда санитары пришли за Старчаком, он поблагодарил их за заботу, но оставить палату отказался.
- Приказ начальника госпиталя. Надо подчиняться, -строго сказал молодой санитар и добавил: - Нам уговаривать некогда.
- Ладно. Только без носилок.
Опираясь на плечо санитара, то и дело останавливаясь, Старчак добрался до подвала, где было оборудовано бомбоубежище...
Прошел день, другой, третий... Старчаком овладела тревога.
Налеты участились. То в одном, то в другом конце города раздавались взрывы. Чад пожаров достиг госпитальных окон.
Пожарные не успевали тушить пламя, огонь перекидывался с одного здания на другое. Ночью было светло, как днем. По коридорам госпиталя разносились гулкие удары подкованных сапог: соседняя воинская часть помогала увозить раненых.
В палату, где лежал Старчак, принесли еще двоих: майора из истребительного полка, прикрывавшего Минск, и молодого лейтенанта - летчика этого же полка. Оба они были ранены в первый же день войны: майор - в живот, лейтенант - в ногу.
Майор знал, что дела его плохи, что он, как сказали врачи, нетранспортабелен. Он старался не стонать, чтобы не беспокоить Старчака и лейтенанта.
- Что же за нами не идут? - спрашивал лейтенант. - С первого этажа всех увезли, и со второго, и с нашего... А за нами не идут.
- Придут, - ответил Старчак. Он раскрыл дверцу тумбочки, взял с полки несколько пачек папирос и отдал их майору.
- Кури, "Курортные", феодосийские...
- На что мне столько?..
Наступил вечер, потом пришла короткая ночь; не потухая, горел в углу красный глазок папиросы.
- Не идут за нами, - шептал Старчаку лейтенант, - забыли...
Утром майор сказал Старчаку:
- Знаешь что, Иван Георгиевич, вам с лейтенантом нет смысла ждать... Добирайтесь до автострады, а там кто-нибудь подберет.
- А ты?
- Я - нетранспортабельный, - майор слабо улыбнулся. - Дай-ка еще пачку, попросил он.
Старчак достал из тумбочки оставшиеся папиросы я, поскрипывая непомерно длинным костылем, принес их майору...
- Теперь надолго хватит, - усмехнулся тот. - На всю жизнь...
- Не могу я тебя оставить, - сказал Старчак.
- Иван Георгиевич, дорогой, ты еще повоюешь, а я... Лейтенант еле сдерживал слезы. Ветер перебирал на подоконнике страницы книги о войне...
- Ну, пойдем, что ли? - Старчак надел свой кожаный реглан.
Майор закрыл глаза. Он уснул или сделал вид, что спит.
- Мы пришлем за тобой, - сказал Старчак.
Майор не отвечал.
Лейтенант тихо притворил дверь.
- Как же сходить? - спросил он. - У меня нога не сгибается.
- А вот как. - Старчак лег животом на перила и, придерживаясь за балясины, стал спускаться.
Парадные двери госпиталя были распахнуты настежь. Шелестели подхваченные сквозняком бумаги, они валялись по всему вестибюлю.
5
Морщась от боли, которую причинял ему каждый новый шаг, и поддерживая лейтенанта, Старчак миновал госпитальный сад и добрался до улицы.
Они забрались в придорожный кустарник и легли на мокрую от росы траву.
Впереди, под горой, видны были безглазые коробки зданий. А сзади, на холме, белел уцелевший Дом Красной Армии.
- Я в ту, субботу на танцы туда ходил, - вздохнул лейтенант.
Где-то неподалеку послышались, шаги, показались двое пожарных в брезентовых робах. Капитан окликнул их. Они остановились в недоумении, потом подошли.
- Там, в госпитале, раненый. На третьем этаже, в тридцать пятой палате, сказал Старчак.
Пожарные побежали через сад в госпиталь.
Старчак и летчик не дошли и до поворота, как пожарные догнали их.
- Умер он, - сказал один из пожарных и протянул Старчаку пистолет майора. Одного патрона - Старчак сразу обнаружил это - в обойме не хватало.
- А носилки для вас, - добавил другой, пожилой, усатый, степенный.
- Я, пожалуй, сам дойду, - сказал Старчак. - А лейтенанту помогите.
Пожарные положили летчика на носилки и направились к шоссе,
- Вот почему за нами не заехали, - лейтенант, свесившись с носилок, показал Старчаку на опрокинутый автобус с красными крестами на уцелевших стеклах. Рядом, метрах в двадцати, зияла на асфальте глубокая яма.
Что же было потом?
...В напряженной тишине опустевшего города послышался шум автомобильных моторов.
Старчак и лейтенант забрались поглубже в кустарник.
Автомобили - это были грузовики - приближались. Старчак разглядел в уже сгущавшихся сумерках, что на крышах кабин укреплены станковые пулеметы.
- Наши, горьковские, - облегченно вздохнул лейтенант.
- А что, немцы не умеют на таких ездить? - возразил капитан.
Только когда грузовики приблизились к кустам и послышалась русская речь, Старчак понял, что это - свои. Он крикнул:
- Эй, на машинах!..
Это был летучий подрывной отряд. Саперы ехали в Борисов.
Первой мыслью Старчака было: на аэродром! - и он высказал ее командиру подрывников. Тот махнул рукой: там уже никого из наших нет...
Старчака и летчика усадили в кабины, рядом с водителями.
На рассвете, когда колонна была уже в пятидесяти километрах от Минска, бойцы, ехавшие на головном грузовике, забарабанили по крыше кабины.
Машина остановилась. Командир, старший лейтенант, сидевший рядом с шофером, открыл дверцу:
- В чем дело?
- Немцы!
В самом деле, на горизонте виднелось несколько "юнкерсов" - трехмоторных немецких самолетов. Их неубирающиеся колеса напоминали птичьи лапы...
Командир подбежал к Старчаку:
- Что будем делать?
Самолеты разворачивались над клеверным полем, розовевшим метрах в пятистах от шоссе.
- Уничтожать десант, который они сейчас выбросят. И действительно, из первого самолета стали выпрыгивать парашютисты.
- Двенадцать, - сосчитал Старчак. Столько же было и на втором "юнкерсе", и на третьем...
Пулеметы, укрепленные на кабинах грузовиков, открыли огонь, во большинству парашютистов уже удалось приземлиться, и они готовились к бою.
