А. Шеллер - Джироламо Савонарола. Его жизнь и общественная деятельность
Обедневшие города, разоренные области составляли совершенную противоположность богатой, спокойной и нарядной Флоренции, сделавшейся умственным центром того времени. Величавый монастырь Сан-Марко, где поселился Савонарола, был построен за сорок лет до прибытия во Флоренцию Савонаролы; прежде здесь жили крайне распущенные даже для того времени монахи; заботами Козимо Медичи они были выселены, и на их место вступили в новое здание реформированные доминиканцы. При монастыре была одна из лучших по манускриптам библиотека, которая, согласно воле завещавшего ее монастырю Никколо Никколи, явилась первой публичной библиотекой в Италии. Сюда стекались ради библиотеки ученейшие люди из монахов и мирян. В отношении искусства монастырь тоже славился, так как его стены были расписаны кистью Джиовани да Фиезоле, известного под именем Беато Анджелико (1387 – 1455). Еще больше прославился монастырь деятельностью его учредителя Сан-Антонино, одного из неутомимейших благодетелей бедноты и последователей евангельской любви к ближним. У всех еще была в памяти самоотверженная деятельность этого изумительно доброго и безупречного человека во время флорентийских чумы и голода в 1448 году. Вступив в монастырь Сан-Марко, Савонарола был сразу охвачен рассказами о широкой и благотворной деятельности Сан-Антонино и везде находил ее следы в виде различных приютов, братств, госпиталей. Образ этого человека, проходящего по опустошенному чумой и голодом городу с лошадью, навьюченною хлебом, одеждами и массой других вещей для страдальцев-бедняков, восставал, как живой, в воображении Савонаролы. И как величественна, как привлекательна была сама Флоренция с ее чудной природой, с ее сокровищами искусства! Недаром же ею управлял в то время великолепный Лоренцо Медичи, находившийся тогда наверху славы и силы. Флоренция, эта “монархическая республика”, как выражается один историк, была в средние века итальянским городом по преимуществу. Уже в XV веке она была нравственно столицей Италии, и тосканское наречие стало литературным языком всей страны. Флорентийская республика превращается в сущности в монархию еще при Козимо Медичи, этом либеральном банкире, который распоряжается войной и миром во всей Италии, дает взаймы Франциску Сфорце денег, чтобы тот мог завоевать Милан и герцогскую корону после Висконти; защищает этого узурпатора против Венеции и короля арагонского, находя союзника себе в лице французского короля Карла VII; добывает во время голода хлеб у того же французского короля, облегчая положение страны. Немудрено, что страстная и увлекающаяся “дочь Рима”, как называли старые историки Флоренцию, приписывает все процветание города, все успехи искусств именно Козимо Медичи и сама поступается своей свободой, осыпаемая благодеяниями своего либерального “отца отечества”, а при его внуке Лоренцо уже совершенно пьянеет среди бессменных пиров, спектаклей, маскарадов, празднеств, народных увеселений, не слыша голосов политических партий под звуки canti carnavaleschi и canzoni a ballo – карнавальских песен и бальных канцон. Сам Лоренцо проводит свободное от пиров и государственных дел время среди поэтов, художников и философов из платоновской академии, где создается модная “платоновская теология”. Под всем этим ослепительным блеском скрывались безысходные сомнения, полное безверие. И вечная холодно-насмешливая улыбка была на лицах флорентийцев, знавших и греческий, и латинский языки, и Платона, и Аристотеля и гордившихся тем, что даже флорентийские женщины отличаются разносторонней ученостью, не уступающей учености мужчин. Немного дней нужно было прожить Савонароле среди флорентийцев, чтобы на него пахнуло холодом от этих рабов внешности и душевной пустоты. И как смешон показался им этот появившийся на кафедре в церкви Сан-Лоренцо тщедушный проповедник с его едва слышным сиповатым голосом, с его неуклюжими манерами, с его провинциальным наречием, с его порой грубыми и чисто народными выражениями! Он решился нападать с кафедры на пороки и маловерие светских и духовных лиц, презрительно относился к вылощенным поэтам и философам, порицал фанатическое поклонение перед древними классиками и цитировал только одну книгу – Библию, советуя всем читать ее, тогда как все они знали, что библейская латынь была небезупречна и что подобное чтение могло только попортить их стиль! Так, в 1483 году у Савонаролы бывало в церкви не более двух-трех десятков слушателей, тогда как у фра Мариано да Дженнаццано, любимца Лоренцо Медичи, церковь не могла вместить всех слушателей. Дженнаццано, изысканный по слогу и изящный по манерам, был в моде, и ходить слушать его было таким же важным делом, как восторженно восхищаться подвигами Сан-Антонино, как горячо толковать и спорить о платоновской теологии, как щедро покровительствовать раболепствовавшей перед богачами литературе и искусствам, тогда как в душе всех этих разбогатевших, холодных и издевавшихся над всем лавочников и ростовщиков был один кумир – золото и одно наслаждение – распутство. Даже близкие и уже увлекавшиеся смыслом проповедей Савонаролы люди сознавали причины его неуспеха и говорили ему с грустью о том, что он должен бы поучиться у Дженнаццано умению красивых фраз и грациозных телодвижений. Одни эти ослиные сожаления о незнакомстве соловья с петухом могли свести на нет всякую энергию в другом человеке, но Савонарола верил теперь в свое призвание до того, что у него уже начались видения, ободрявшие его идти избранным путем. “Церковь должна быть обуздана, потом обновлена, и это должно совершиться скоро”, – вот лозунг, во имя которого шел он на свой подвиг.
В 1484 и 1485 годах ему приказано было проповедовать в маленьком городке Сан-Джеминиано, в сиенских горах, и здесь он увидел, что его могут понять люди, еще близкие к природе и еще не испорченные утонченным внешним образованием. Здесь слушатели стекались толпами в церковь послушать сурового проповедника, и под сводами храма то тут, то там слышались тяжкие вздохи и сдержанные рыдания. Этот успех придал ему бодрости. Укрепившись здоровьем среди сиенских гор, полный энергии, воспламеняемый верой в свое призвание, он является в 1486 году в Бресчии, и тут его проповеди на темы Апокалипсиса звучат уже пламенно и повелительно, а голос начинает греметь, как гром. Он грозит народу наказанием за грехи, пророчествует об ужасах, ожидающих на земле порочных людей, и призывает всех к покаянию и исправлению. Слушателей охватывал ужас, и в городе все только и говорили, что о новом проповеднике. Это решило участь Савонаролы: его имя пронеслось по Италии, и он с этой поры уже окончательно не сомневался в своих силах. “Для него засиял новый свет”, – как он говорил сам. В январе 1490 года он уже сообщает в одном из своих прекрасных писем к обожаемой матери: “Я отказался от этого мира и в различных местах возделываю вертоград Господа, чтобы спасти не только свою душу, но и души других. Если Бог послал мне свои дары, то я должен применять их по воле его к делу. И так как Он призвал меня к этому священному служению, то простите мне, если я исполняю свой долг вне отечества, сознавая, что принесу больше добра в другом месте, чем в Ферраре. Там со мной случилось бы то же, что с Христом, когда Его земляки говорили про Него: “не плотник ли это и не сын ли он плотника?” Но вне моей родины обо мне не говорят так, а, напротив того, мужчины и женщины плачут, когда я ухожу, и высоко ценят мои слова”.
