Борис Григорьев - Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России
Пётр Михайлович был вызван из Курляндии, арестован и на допрос в Петербург препровождён под стражей. Бумаги его были опечатаны и изъяты для следствия. Курляндский двор старался теперь всеми средствами погубить Петра Михайловича. Недруги постарались и довели до сведения Бирона содержание его письма к дочери Аграфене, в котором он называл нового фаворита курляндской герцогини «канальей». И сама Анна Иоанновна теперь бесстыдно писала сестре императора-отрока Наталье Алексеевне о том, что Бестужев якобы разорил её и расхитил её казну, выкрал документы на имения, ввёл её в великие долги. Согласно её наговору, Пётр Михайлович «чрез свою злую диспозицию» якобы сильно разорил герцогиню, а её «вдовьи маетности тайно утащил… и с собою увёз… По необходимой моей нужде послала моего камер-юнкера в Москву, велела донести его императорскому величеству, каким образом меня разорил и расхитил Бестужев…». Петру II она тоже доносила, что «он, Бестужев, чрез свою злую диспозицию меня разорил… и в великий убыток привёл через финесы свои…», и представила обвинение по 8 пунктам. Обвинение против Петра Михайловича поддерживал камер-юнкер Й.А. Корф (1697–1766)[9], который в отсутствие Бестужева управлял хозяйством герцогини и нашёл его якобы в сильном упадке.
Бестужев свою вину отрицал и утверждал, что все расходы делал по распоряжению герцогини. На поверку оказалось, что дело об упадке деревенек курляндской герцогини было не таким уж и однозначным, как его изображала доносчица. Перед Верховным тайным советом Пётр Михайлович выдвинул к герцогине встречные претензии, называя её обвинения напраслиной и называя их инициатора — Бирона[10]. Назначили комиссию, чтобы разобрать все счета Бестужева, но на это требовалось время, а Анна Иоанновна из Митавы требовала ускорить рассмотрение её жалобы. Тем не менее комиссия не торопилась и работала до тех пор, пока не скончался царь Пётр II и обстановка в стране круто не изменилась.
Чтобы избавиться от «неудобного» человека, «верховники», правившие страной в междувластье 1730 года, назначили Бестужева губернатором в Нижний Новгород, а в Митаву для уточнения сведений о поведении Бестужева отправили еврея Майнца. Но не успел Бестужев вступить в должность нижегородского губернатора, как Анна Иоанновна «учинилась в суверенитете», то есть взошла на опустевший трон. Она разорвала Кондиции «верховников», ограничивающие её царские полномочия, и стала самодержавной правительницей России. Рядом с ней стал править Бирон, который вряд ли мог простить своего бывшего покровителя хотя бы за то, что тот категорически опровергал претензии временщика на знатное происхождение. «Не шляхтич и не курляндец пришёл из Москвы без кафтана и чрез мой труд принят ко двору без чина, — говорил о Бироне Пётр Михайлович, — а год от году я, его любя, по его прошению производил и до сего градуса произвёл, и, как видно, то он за мою великую милость делает мне тяжкие обиды и сколько мог здесь лживо меня бредил и поносил и чрез некакие слухи пришёл в небытность ною в кредит»[11].
Бывшего своего любимца царица первым делом приказала сослать в дальнюю деревню. Думается, от смертной казни Петра Михайловича своим честным и успешным служением спасли лишь его сыновья-дипломаты Михаил и Алексей. (Кстати, Анна Иоанновна была восприемницей всех троих сыновей Алексея Петровича.) Ссылка Бестужева-старшего длилась вплоть до 1737 года, когда ему «за верную службу сыновей» на дипломатическом поприще разрешили поселиться на жительство в Москве. В дело он так и не был употреблён. В 1743 году он получил долгожданный титул графа, который был пожалован уже благодаря усилиям и делам его младшего сына, вице-канцлера Алексея Петровича Бестужева, естественно, тоже Рюмина. Графский титул распространился на всю семью Бестужевых, но карьера Петра Михайловича уже была закончена, да и жить ему оставалось всего около года.
Не повезло? Вероятно, но могло быть и хуже.
Продолжить дело П.М. Бестужева-Рюмина у кормила российского государства было суждено его сыновьям Алексею и Михаилу.
СТАРШИЙ БРАТ
Старший сын П.М. Бестужева Михаил, как мы убедимся, был не менее одарённым и деятельным дипломатом, чем его младший брат, и тоже оставил заметный след на дипломатическом поприще России. Он родился 7 сентября 1688 года и, согласно сведениям, собственноручно указанным в «сказке» от 1754 года[12], в 1708–1710 гг. вместе с младшим братом Алексеем учился сначала в Копенгагенской академии, числясь одновременно дворянином (стажёром) при русской миссии, а потом — в Берлинском высшем коллегиуме. В 1711 году отец, получивший должность обер-комиссара, взял его с собой в Прутский поход волонтёром, и здесь, в турецком окружении, Михаил получил первое важное дипломатическое задание: во время переговоров вице-канцлера П.П. Шафирова с турецким визирем он вместе с ротмистром генерального шквадрона Артемием Волынским служил для пересылок, то есть курьером для передачи сведений из турецкого лагеря в русский и обратно.
Дальше пути братьев разошлись, хотя карьеру они делали в одной — дипломатической — плоскости.
После того как русская армия в 1711 году чудом вышла из турецкого окружения, Михаил Петрович ненадолго стал дворянином миссии в Константинополе при посланнике П.П. Шафирове[13], а потом занял место камер-юнкера принцессы Ганноверской Софии Шарлотты (1712). В 1712 году был назначен царём Петром переводчиком ко двору герцогини Курляндской Анны Иоанновны. Михаил Петрович пишет, что «определён был… при родителе… для вспомоществования ему на немецком языке». Екатерина, жена Петра I, в 1712 году сделала его своим камер-юнкером и поручила «смотрение» за своей конюшней — должность, которую Михаил Бестужев справлял вплоть до её смерти. Он был также награждён камер-юнкерством ещё при одном дворе — дворе супруги царевича Алексея Петровича и матери Петра II — Шарлотты-Христины-Софии Вольфенбюттельской, скончавшейся в 1715 году. С известием о её смерти он ездил в Вену, удостоился там аудиенции у императорской пары и доставил ответные грамоты Петру I в Данциг. Здесь он праздновал свадьбу племянницы царя Екатерины Ивановны с Мекленбург-Шверинским герцогом и по повелению царя остался при ней камер-юнкером (1716–1719).
Как мы видим, камер-юнкерство для старшего сына Бестужева-Рюмина не всегда было связано с пребыванием на одном месте, ему по совместительству пришлось переезжать с места на место и при разных дворах приобретать дипломатический опыт, европейский лоск и манеры.
