Александр Нильский - Закулисная хроника. 1856 — 1894
Он был весьма внимателен к своим прихожанам и усердно посещал со святом всех своих сослуживцев. В большие праздники у него бывало такое множество духовных визитов, что к некоторым беднейшим по состоянию и низшим по служебной иерархии он мог явиться только спустя несколько дней после церковного торжества, когда его посещения уже не ожидали.
Всюду он любил читать наставления и поучать. Так однажды приезжает о. Михаил накануне нового года к одному небогатому театральному чиновнику и объявляет, что явился «славить».
Жена этого чиновника, встречая его на пороге квартиры, растерянно сказала:
— Помилуйте, батюшка, да ведь праздники-то прошли. Рождество было неделю тому назад?
— Лучше поздно, чем никогда. Священник с благодатью всегда должен быть желанным и почетным гостем.
— Это, конечно, но…, батюшка, мужа нет дома…
— Так что ж? А образа-то ведь дома? Они небось не ушли?.. Отсутствие мужа, сударыня, не отговорка. Стыдно, стыдно отказываться от иерейского молитвословия… Так передайте и супругу, — недовольным тоном закончил о. Михаил, удаляясь из квартиры прихожанина.
Отец Б-в очень любил актеров, так же, как актеры любили его. Со всем театральным штатом он был в хороших отношениях и каждому актеру всегда говорил:
— Мы ведь с вами одного ведомства. Будьте, пожалуйста, без церемонии.
Выпускным воспитанницам балетного отделения о. Михаил однажды намеревался сказать поучительную речь. После молебна он обратился к ним с следующими словами:
— Вы вступаете на самостоятельную дорогу, становитесь, так сказать, на собственные ноги. Поздравляю вас!.. Мне особенно приятно теперь беседовать с вами потому, что ведь и на мою долю выпала приятная обязанность руководить вами во время пребывания вашего в школе. Я всегда старался внушить вам благие идеи, направить ваши мысли на истинное разумение правды, непорочности и чистоты. Вот и теперь, на правах бывшего вашего духовного наставника, считаю своим святым долгом напомнить, что только тот человек угоден Богу, который блюдет душевную чистоту, не поддается соблазну, а сердце свое приурочивает для искренней любви ближних. Будьте благонравны, терпеливы, богомольны и ревностны к службе; не ропщите и не озлобляйтесь, а главное не разъезжайте в каретах.
— Как? — удивились корифейки, и одна из них, наиболее бойкая, сказала: — не тратиться же нам на извозчиков, когда для нас существуют казенные экипажи. В этом, кажется, греха нет.
— Я говорю вам не о театральных каретах — это не карета, а рыдван. Я же вам намекаю о каретах с офицерами.
Встречается как-то в квартире П. С. Федорова в какой-то торжественный день о. Б — в с актером Иваном Егоровичем Чернышевым, известная комедия которого «Не в деньгах счастье» только что была поставлена на Александринской сцене и имела выдающийся успех.
— Очень, очень приятно и лестно, что мой бывший ученик отличается на поприще драматической литературы, — произнес о. Михаил, крепко пожимая руку Чернышева. — Много наслышан хорошего о вашем произведении и, по правде сказать, весьма сожалею, что по сану своему не могу лично удостовериться в ваших писательских талантах, а очень бы хотелось взглянуть на комедию… Забыл я, как называется она?
— «Не в деньгах счастье».
— Хорошее название… Одобряю… Да, да, это верно, что не в деньгах счастье. Это правильно. Деньги — вздор, пустяки… В названии прекрасная идея выражена, и я душевно радуюсь, что вы проповедуете такие прекрасные истины., И вдруг, наклоняясь к уху Чернышева, таинственно спрашивает:
— А гонорария-то много ли получили?! Пользуйтесь случаем, берите больше…
Выходной актер Г. получил наследство тысяч в двадцать. Тотчас же он нанял себе приличную квартиру, завел хорошую обстановку и пригласил отца Михаила отслужить молебен. Тот пришел, осмотрелся и спросил:
— Обновились?
— Да.
— На какие же это средства, позвольте узнать? Вы ведь из театра-то 16 рублей и 16 коп. имеете только?
— Получил наследство.
— А! Это хорошо… А кто умер-то?
— Тетка.
— Ну, слава Богу!.. Только вот что я должен вам сказать, как духовное лицо: берегите денежки и помните мудрую пословицу: глупому сыну не в прок богатство.
Великим постом, принимая покаяние от воспитанников, протоиерей Б-в спросил одного из самых юных питомцев, Кузьмина:
— Не позволяешь ли себе насмехаться над старшими, бранить и дурно как-нибудь называть начальников и учителей своих?
— Грешен, батюшка…
— Вот как!.. Над кем же ты глумился и кого как называл?
— Не смею сказать, батюшка, — робко ответил ученик.
— Ничего, ничего, покайся… Ты должен говорить правду… Ты обязан признаться, кого имел в виду во своих насмешках.
После долгого колебания Кузьмин сконфуженно шепчет:
— Вас, батюшка.
— Меня? — встрепенулся священник. — Прекрасно!.. Как же ты меня называл? Признавайся!
— Не смею, вы рассердитесь.
— Говори, говори, не рассержусь… Знаю я, что это ты по глупости. Бог тебя простит!.. Не взыщи.
— Я называл вас «лимонной бородой»..
Ах, ты, постреленок! Вот погоди, я на тебя начальству пожалуюсь, вспорят за это… Плохой, кажется, из тебя актер выйдет: нет в тебе к почтенным лицам уважения.
Слабостью отца Михаила были награды. Он постоянно испрашивал их у директора, который охотно за него ходатайствовал пред духовным начальством.
Как-то случайно увидал он в числе многих дорогих вещей, хранившихся для экстренных подарков в придворном ведомстве, синий эмалированный, с крупными четырьмя брильянтами, крест. Отец Михаил так им заинтересовался, что тотчас же отправился к Гедеонову и заявил, что желает получить за свою, как выразился он при мне, отличную службу именно этот крест.
— Но в чем же заключается ваша отличная служба? — спросил директор.
— Как в чем? Я ведь пастырь-то не обыкновенного стада, у меня пасутся лицедеи. А ведь их на путь истины направлять не легко.
Гедеонов сделал представление, которое, по обыкновению, было уважено, но под условием: дирекция должна была представить епархиальное разрешение. Обратились к митрополиту, но ответ от него получился не утешительный. Мотивом к отказу послужило то, что еще никто из духовных лиц не имел такого цветного креста. Затем последовало устное объяснение, которое, к удовольствию Б-ва, было благоприятно. Митрополита убедили, что отцу Михаилу, как театральному священнику, может быть сделано исключение. Аргумент оказался веским, и вскоре на груди нашего протоиерея стал красоваться этот единственный в своем роде пастырский крест.
Говоря об отце Михаиле, кстати можно припомнить анекдот о неком столичном приходском священнике, имевшем весьма туманные понятия о представителях сцены. Анекдот этот почерпнут из весьма недавнего прошлого.
