Шапи Казиев - Имам Шамиль
Молва о необыкновенном муталиме летела впереди Шамиля. Сохранилось предание о том, что когда Шамиль пришел в аул Тануси, мальчишки решили испытать его силу и устроили засаду, спрятавшись за огромным камнем. Но Шамиль вдруг исчез. Когда мальчишки решили посмотреть, куда он подевался, Шамиль окликнул их с вершины камня: «Я шел к вам учиться, а не драться, а кто хочет помериться со мной силой, пусть заберется сюда». Мальчишки оторопели, потому что этот камень был знаменит тем, что никто не мог взобраться на него одним прыжком. Они с почетом проводили Шамиля до медресе, а на том камне выбили следы его ног и прозвали камнем Шамиля.
Множество легенд и преданий о Шамиле можно и сегодня услышать в горских аулах.
Жизнь муталимов была нелегкой. Они вели полунищенское существование, жили в холодных кельях вдали от родного дома, среди разных народов. Досыта они ели только в праздники, когда у горцев принято наделять нуждающихся. Обычной же пищей их были комки толокна, смоченные в воде. Скудные средства к существованию друзья добывали переписыванием Корана и других почитаемых книг. Но никакие трудности не смогли остановить будущих имамов, которые искали знания, как жаждущий ищет в пустыне оазис.
Выдающиеся ученые Саид Араканский, Абдурахман-хаджи Согратлинский, Хаджи-Магомед Ирганайский считали их своими лучшими учениками. К природным талантам юных гимринцев они прибавили свою духовную силу, приобщили к высоким знаниям и открыли им новые пути, о которых большинство других учеников даже не подозревали. Магомед и Шамиль получили лучшее образование из возможного, в совершенстве знали арабский язык, глубоко изучили шариат — исламское право и другие науки.
Позже, когда они уже достаточно созрели для восприятия тариката — суфийского пути к познанию истины, их духовными наставниками стали святой шейх Магомед Ярагинский и потомок Пророка Джамалуддин Казикумухский.
Была у Шамиля и своя тайна. После долгих бдений над книгами, после головокружительных зикров [4], а порой и во сне — ему представлялось, будто он дошел до края горной страны, за которой начинался новый, пленительной красоты мир. И над разделявшей их бездонной пропастью вдруг появлялся светлый мост. Но как только Шамиль решался ступить на него, мост исчезал и возвращалась реальность. В бесконечных дервишских [5] странствиях Шамилю много раз казалось, что он вот-вот найдет этот чудесный мост. Он шел все дальше, поднимался к самым вершинам Кавказа, он почти уже видел его, но мираж всякий раз ускользал от него, тая в туманной дали.
Он видел аулы, разрушенные завоевателями, и леса надмогильных камней, продаваемых в рабство детей и женщин, вырубленные сады и сожженные поля. Видел крепости, построенные на отнятых у горцев землях. Видел дьявольский оскал кровной мести, губившей целые племена. Видел голод и страдания простых людей. Но видел и несомненную решимость горцев защитить свою родину и свободу, честь и достоинство, веру и справедливость. В горах зрела ненависть к ханам и прочей знати, деспотизм которых покоился на царских штыках и обретал уже невыносимые размеры.
Горы были полны преданиями о деяниях шейха Мансура, о царских генералах, подавлявших восстания на Кавказе.
Но народы гор были разобщены, вера колебалась, знания превращались в отвлеченную науку.
Казалось, будто несокрушимый Голиаф явился погубить Кавказ, не ожидая встретить своего Давида.
Проконсул и император
Политический мир был охвачен интригами и беспрерывной переменой интересов. Европейские державы то провоцировали восточные государства к войне против России, то занимались совершенно противоположным. Разгромив в 1812 году Наполеона, а заодно и Персию, Россия формально включила в свою территорию почти весь Кавказ. Однако это еще не означало полного владычества.
В просвещенных кругах периодически рождались проекты мирного и взаимовыгодного привлечения горцев к жизни под покровительством империи. Предлагались политические меры, способные укрепить позиции России на беспокойном Кавказе. Предрасположены к этому были и сами горцы, не раз спасавшие своих соседей от вторжений восточных завоевателей. Но в эйфории победы над Наполеоном казалось, что подобные задачи проще решать силой оружия.
Окончательное покорение Кавказа было поручено генерал-лейтенанту Алексею Ермолову. С его появлением на Кавказе политика России в этом крае приняла новое направление.
Назначенный главноуправляющим в Грузию и командиром Отдельного Кавказского корпуса, Ермолов был с восторгом встречен войсками.
Рано вступивший на военное поприще, он в 15 лет уже был гвардейским капитаном. В 16 — отличился в Польском походе Суворова. Затем он воевал в Италии против французов. Оттуда впервые попал на Кавказ, где под началом графа Зубова ходил на Дербент и к Гяндже. В 19 лет Ермолов получил чин полковника. Он лелеял мечту стать проконсулом Кавказа, который столь полюбился ему, что он задумал сделать его спокойным и весьма доходным краем России.
Однако с воцарением Павла судьба Ермолова резко переменилась. Вслед за попавшим в опалу фельдмаршалом Суворовым тень пала и на Ермолова. Он оказался в Петропавловской крепости, а затем и в ссылке. Новый император Александр I вернул его, но доверил лишь роту кавалерии, предоставив Ермолову вновь добывать утерянное «с конца своей шпаги». Ермолова это не смутило, и он с лихвой возместил утраченное, отличившись в Аустерлицком сражении 1805 года, после чего карьера его резко пошла в гору. Своими воинскими талантами он заслужил золотую саблю за храбрость, новые чины и высокие награды. Бородинская битва, в которой раненый Ермолов отбил у французов батарею Раевского, сделала его народным героем. Кутузов говорил о нем: «Он рожден командовать армиями».
Ермолова, блистательно закончившего наполеоновскую кампанию взятием Парижа, прочили в военные министры. Однако император указом от 24 мая 1816 года назначил его главнокомандующим в Грузию, а заодно и чрезвычайным посланником в Персию.
Ермолов явился на Кавказ с грандиозными планами переустройства края, но обнаружил, что со времен зубовских походов здесь мало что изменилось. Русское владычество не выходило за пределы крепостей, а о покое на Кавказе по-прежнему оставалось только мечтать. К тому же Персия требовала назад отнятые провинции, которые ей обещал вернуть Александр I.
Ермолов отправился в Персию, усмотрел слабость шаха и нашел, что возвращать земли вовсе не обязательно. Слава Ермолова, его грозный вид и стоявшая за ним несомненная военная сила привели к тому, что шах решил воздержаться на время от своих притязаний. Считая этот вопрос решенным, Ермолов принялся за радикальные преобразования на Кавказе.
