Григорий Ревзин - Николай Коперник
Такова дипломатическая предистория появления тевтонских рыцарей на берегах Вислы.
Когда к передовому отряду пришло подкрепление, рыцари-монахи переправились через Вислу и напали на старое польско-литовское поселение Торунь. Часть жителей перебили, оставшихся обратили в рабство. Руками рабов был возведен первый укрепленный замок крестоносцев — Торн.
Двигаясь вниз вдоль Вислы правым ее берегом, крестоносцы добрались в 1231 году до большого прусского города Хелмно. Снова погром, резня, насильственное крещение чудом спасшихся пруссов — и на свет появился второй тевтонский замок, Кульм.
Далее крестоносцы занялись «успокоением» всей области между Торунью и Хелмно. Дело это в руках опытных мастеров пошло так успешно, что сразу освободились обширные пространства для немецких колонистов. Замки Торн и Кульм опоясали городские стены. Так на низовьях Вислы стали твердой ногой два первых орденских города.
В последующем события развивались с поистине головокружительной быстротой. Как и всегда при восточных немецких походах, за дело принялись локаторы-вербовщики. В новозавоеванную Пруссию потянулся нескончаемый поток немецких крестьян, ремесленников, купцов. Повсюду стали возводить замки, закладывать на пепелищах сожженных прусских посадов новые города. Вся страна покрылась россыпью немецких деревень.
В 1233 году крестоносцы в жестоком бою раздавили сопротивление пруссов, пытавшихся не пропустить во внутренние пределы родного края закованных в медь, не знающих пощады чужестранцев. После этой победы перед агрессором лежала беззащитной вся территория обреченного на гибель племени.
Несколькими колоннами крестоносцы теперь врубаются глубоко на восток.
Вдоль берега Балтики, в южном и западном направлении, навстречу тевтонским головорезам со знаками креста на плащах, движутся рыцари другого немецкого монашеского ордена, завоеватели с вышитыми на рукавах крестом и мечом. Это орден Меченосцев или Ливонских рыцарей. Они прибыли из-за моря, из Любека — прежнего славянского Буковца, угнездились в землях эстов и ливов, построили Ригу и Ревель. Отсюда меченосцы лавиной катятся по землям литовцев.
В угаре легких побед ливонцы пробуют двинуться от Ревеля на восток, чтобы на ходу прихватить русские пограничные области. Но в 1242 году Александр Невский встречает непрошенных гостей у порога русского дома — на льду Чудского озера — и отбивает у них надолго охоту соваться в эту сторону. «Прохвосты были окончательно отброшены от русской границы»[21].
Крестоносцам и и ливонцам больше всего играли на рука нескончаемые раздоры литовских племен. Как справедливо замечает Маркс, «если бы эти племена были единодушны, то христианско-германская скотская культура была бы вышвырнута вон»[22].
Иногда, правда — очень редко, такого единения удавалось достигнуть. И хотя тевтоны включали в свои ряды в таких случаях даже новообращенных рабов, им приходилось туго. Так, «литовский князь Миндове или Мендог в союзе с русскими и курами[23] разбивает при Дурбене войско немецких псов-рыцарей (Reitershund) и подчиненных им и обращенных в христианство ливов и пруссов, так что большая часть этой сволочи была истреблена»[24].
В 1237 году, через шесть лет после первого появления их на низовьях Вислы, отряды крестоносцев соединяются с отрядами Ливонских рыцарей у устья Немана. Ливонский орден вливается в более мощный орден Крестоносцев. Это дает начало единой немецкой военно-политической и государственной организации, разросшейся, подобно раковой опухоли, от Вислы и до Финского залива.
В последующие годы монахи-рыцари заняты «успокоением» завоеванных ими пространств. В орденском государстве карательные походы против пруссов и жмудинов следуют один за другим. Пускаются в ход испытанные приемы. Яркое описание подлых уловок поработителей мы находим у Маркса: «Восстание пруссов; по приказу папы у них отнимали их детей, чтобы воспитывать из них «христианских янычар» и сохранять, как заложников. Бедняги, по закону возмездия, совершали, конечно, «зверства»; тогда начался вой попов и слащаво-шарлатанская болтовня (Rührgesalbader) по поводу «дикого варварства»; вследствие чего толпы немецких варваров-болванов двинулись в Пруссию; многолетняя кровопролитная борьба»[25].
В шестидесятых и семидесятых годах XIII века восстания пруссов следуют одно за другим. То были трагические неуемные вспышки отчаяния. Орденская братия пользовалась этими восстаниями как предлогом к беспощадному истреблению коренных жителей — уничтожали деревню за деревней, город за городом.
Папа Климент V, и тот ужасался деяниям своих вооруженных монахов. Он писал: «Даже грудным младенцам, над которыми и язычники сжалились бы, немцы не давали пощады».
Спасшихся от гибели пруссов ставили вне закона. Орденский указ запрещал им занятие каким бы то ни было ремеслом. Земля, перешедшая в немецкие руки, не могла уже никогда быть приобретенной ни пруссом, ни славянином. Прусс, застигнутый на дороге вдали от селения, подлежал немедленной казни.
Все эти меры успешно делали злое дело. К концу XIV века в Орденской Пруссии насчитывалось уже 93 немецких города и 1 400 немецких деревень.
***Под боком у Польши зародилось и стремительно выросло новое государство — сильное, агрессивное. Как же смотрели на это польские князья?
После первых успехов Ордена пограничные куявские и мазовецкие владетели испытали поначалу даже чувство облегчения: наконец-то покончено с набегами пруссов! Были и другие причины быть довольными: в растущих, как грибы после дождя, орденских городах находилось место и для польских выселенцев — торговцев и ремесленников. Правда, там они не получали прав горожан до тех пор, пока не онемечивались. Нередко им разрешалось селиться только вне городских стен. Но торговля в орденских городах развивалась бурно, и возможность обосноваться в Орденской Пруссии ценилась высоко.
Однако по мере того как шли годы, польско-орденские отношения все ухудшались. Ввозная и вывозная торговля всей Польши постепенно подпадала под тяжелую руку Ордена. Орденские города легли на путях польской торговли с заморскими странами. Высокие пошлины, установленные Орденом, заставляли переходить к торговле через посредников — купцов орденских городов. При этом вся выгода доставалась посредникам. А к началу XIV века вывоз хлеба и леса, ввоз иностранных металлов, тканей и пряностей играл уже первостепенную роль в хозяйственной жизни Польши.
