Алан Маршалл - Это трава
Популярность гостиницы имела особые причины, она находилась в двадцати восьми милях от Мельбурна, и здесь разрешалось подавать спиртное любому приезжему, если он подтверждал за собственной подписью, что действительно является путешественником и проехал от места своей последней ночевки расстояние более чем двадцать миль.
Четверо приезжих прошли в гостиную, и я остался наедине с Фло Бронсон. Это была полная женщина, всегда готовая расхохотаться, даже когда речь шла о чем-нибудь серьезном. Когда я узнал ее ближе, то понял, что смех ее к веселью или радости никакого отношения не имел. Когда-то она была богата, владела хорошей гостиницей в Бендиго, содержала на паях скаковую лошадь, раскатывала в машине по городам, где бывали скачки.
Она до сих пор жила в прошлом, и смех, родившийся в ту счастливую пору, — смех ее юности, поры, когда своей веселостью и живостью она привлекала мужчин, — сохранился и поныне. Но некогда чаровавший мужчин — сейчас он оставлял их равнодушными. Аляповатые кольца, платья не по возрасту, более подходящие для молодой девушки, обесцвеченные волосы — с помощью всех этих прикрас она пыталась победить время.
Фло Бронсон любила азартные игры и много пила. Злобное раздражение, которое не могла скрыть вечная улыбка, закипало в ней по мере того, как она напивалась. Она краснела, начинала подозрительно вглядываться в своих собеседников. Оскорбления и насмешки чудились ей там, где их не было и в помине. Если же в чьих-нибудь словах действительно слышалась издевка, она моментально переставала улыбаться, и лицо ее превращалось в неподвижную маску.
Даже сейчас, глядя в ее теплые карие глаза, я ощущал таившееся в глубине их ожесточение.
— Ну, — сказала она. — Как тебе нравится твоя новая работа? Впрочем, что я говорю… Ведь ты же еще и не начал?
Мы стояли в дверях гостиной, на виду у находившихся там гостей. За столиком у самой двери сидели мужчина и женщина. Мужчина был пьян и весел.
— Эй ты! — окликнул он меня. — Пойди-ка сюда, выпей с нами… Ты хороший малый… Иди, иди… Давай выпей, и к черту все! Ведите его сюда, хозяюшка…
Миссис Бронсон нагнулась к моему уху и быстро зашептала:
— Соглашайся! Всегда соглашайся, если тебя угощают. Заказывай виски. А я буду наливать тебе имбирное пиво. Только смотри — выпивай его сразу. Окупишь харчи.
— На, получай его, Алек. — Смех снова зазвучал в ее голосе.
Она положила руку мне на плечо и втолкнула меня в комнату.
— Молодец! — сказал мужчина. — Так и надо. Садись и веселись. Где стул? А, вон он. Давай его сюда. Садись. Что будешь пить? На кой тебе сдались эти палки? Дай-ка их мне. Сунь под стол. Вот так. Эй, хозяюшка, налейте нам. Ну-ка, Руби, допивай! Что это с тобой, ты отстала на два стакана!
Женщина, сидевшая с ним, поднесла ко рту недопитый стакан и вылила пиво прямо в горло, не глотая. Когда-то она, вероятно, была полной, а сейчас сильно похудела, и кожа на ней обвисла. Усталое лицо напоминало маску. Она клевала носом и слегка покачивалась на стуле. Мне она показалась больной.
Женщина осторожно поставила на мокрый стол пустой стакан и подтолкнула его к мужчине. Все это время она неотрывно смотрела в одну точку, как будто искала в ней опору.
— Тебе виски, Алан? — спросила миссис Бронсон, собирая стаканы.
— Да, — ответил я.
— Вот это дело! — воскликнул мужчина, рука его легла на мое плечо. Вот это жизнь, парень! Живем ведь один раз. Веселись, пока можно! Вот какого я мнения, если хочешь знать. Как тебя зовут?
— Алан, — сказал я.
— Молодец, Алан. Ты мне нравишься.
Мне было не по себе. Я помнил слова отца: ни один человек не должен пить за чужой счет, если сам не может поставить в ответ такое же угощение.
— Мне неловко пить за ваш счет, — сказал я. — Я не могу угостить вас.
— Какого черта! Не все равно, что ли! — воскликнул он, отбрасывая мои сомнения презрительным взмахом руки. — Я хочу поставить тебе выпивку, и все. — Он наклонился ко мне и сочувственно спросил: — Что, дела не блестящи? — И опять положил руку мне на плечо. — Не сомневайся, парень! Не беспокойся! У меня столько денег, хоть жги их. В субботу взял двадцать фунтов за один — в Муни Вэлли поставил на славную лошадку — «Рассвет». Вот гляди! — Он вытащил из кармана пачку банкнот и бросил их на стол. — Видишь, сколько!
Женщина бессмысленно уставилась на деньги. Она икала. Миссис Бронсон вернулась, неся на подносе три полных стакана. Она протянула мне стакан «виски», до половины наполненный коричневой жидкостью, а перед моими компаньонами поставила пиво.
Мужчина бросил несколько монет на поднос.
— Не утруждайтесь сдачей, милая.
— Спасибо, Алек.
— Ну, за удачу! — сказал Алек, чокаясь со мной.
— За удачу! — повторил я.
Я опорожнил стакан одним махом и поставил на стол.
— Черт! — восхищенно воскликнул Алек, который только отхлебнул пива. Глотка у тебя, видно, луженая! Я достал костыли из-под стола и встал.
— Вот что, — сказал я. — Мне надо пойти поесть. Уже полчаса, как был звонок к ужину.
— К черту звонок! — произнес он, слабым жестом выражая свое несогласие и всеми силами стараясь придать голове устойчивое положение. — Пусть себе звонит, проклятый, пока не отвалится. Кто хочет есть? Я не хочу! А ты, Руби? Ты хочешь есть? А, я не знаю! Руби пьяна как сапожник, а я пьян… как… Руби. — Голос его упал, он начал впадать в меланхолию.
— Мне пора, — сказал я.
— Ладно, парень, — Голова его так отяжелела, что он не мог держать ее прямо. Она клонилась к столу, как будто стол обладал какой-то магнетической силой. — Ладно, иди! Мы еще увидимся.
Рот Руби начал растягиваться в прощальную улыбку, но тут же губы сжались: она вдруг поняла, как опасно открывать рот, когда перед глазами все качается, а изнутри подступает тошнота. Руби закрыла глаза, и я ушел.
В столовой стоял нестройный гул голосов. Поднимались и опускались стаканы с пивом, смеялись женщины, мужчины переговаривались со знакомыми за другими столиками… В большинстве своем это были завсегдатаи скачек. Разговор вертелся вокруг лошадей и выигрышей.
— Он все просадил на эту кобылу, одна только двуколка у него и осталась.
— Я не пожалею нескольких фунтов, если вы дадите моему парню сесть на эту лошадь…
— Он просто водит его за нос.
Я сел на свободное место в конце стола. Скатерть здесь была белая и чистая, не залитая пивом и без сальных пятен. Через несколько минут ко мне подошла девушка.
— Ростбиф, жареная баранина, молодой барашек, солонина, бифштекс, пирог с почками, — произнесла она нараспев, глядя на какого-то мужчину в другом конце комнаты.