Турсунбек Какишев - Сакен Сейфуллин
Долго еще блуждал Сакен по городу, разглядывал, удивлялся. Устал и повернул обратно к дому фельдшера.
А все же унылое у него осталось впечатление от этого грязного, почти лишенного зелени города. Подходя к дому, Сакен услышал в открытое окно, как Ниязов отчитывает Сейфуллу.
— О чем вы думали, — Ниязов и Сейфулла сидели за завтраком, — когда вы начнете признавать календарь, ведь на целых пятнадцать дней опоздали? В школе давно идут занятия. Хорошо, если согласятся принять Сакена, а нет — год пропал.
Сакен насторожился.
Сейфулла не знал, что ответить, и вытащил из кармана бумажку.
— Вот записка нильдинского учителя!
— А что из того? Разве он сказал вам, что Сакена примут с опозданием? Ну да ладно, пойдем.
— Ты куда? Гости еще не напились чаю! — упрекнула Батен. — Сакенчик только что пришел.
Ниязов ласково посмотрел на жену и усмехнулся:
— Разве ты не знаешь, что степняки часами просиживают за чаем, не думая о времени. Тоже мне заступница!
Батен ничего не ответила, встала из-за стола. Поднялись и остальные.
Ниязов не хотел терять ни минуты. Сразу после чая он повел Сейфуллу и Сакена в начальную приходскую школу к заведующему Ситникову. Вошли в кабинет, поклонились.
— Слушаю вас, к вашим услугам! — Поднялся из-за стола Ситников.
Ниязов объяснил суть дела и протянул записку Склянкина. Заведующий прочел, глянул на Сакена.
— Это о тебе? Сколько же тебе лет?
— Тринадцать.
— Тринадцать? В этом году у нас очень много казахских детей. Не знаю, что и делать. Трудно их обучать, большинство по-русски ни слова.
— Но Сакен кончил Нильдинскую школу, — начал было Ниязов.
Ситников не дал ему договорить.
— В том-то и дело! Иначе я давно бы сказал, что вы опоздали, мест нет.
Это была уже какая-то надежда. Ситников укрепил ее:
— Сегодня разберусь с положением в классах, поговорю с наставником. Дня через два дам окончательный ответ.
Прошло два дня. Сейфулла и Ниязов отправились к Ситникову за ответом.
Сакен не мог сидеть без дела в ожидании решения своей судьбы. Схватил метлу и с остервенением начал выметать со двора серую осеннюю пыль. Работа его немного успокоила, он даже почувствовал удовлетворение, оглядев чистый, опрятный двор.
Сейфулла вернулся довольный, и по его улыбающемуся лицу Сакен понял — приняли.
— Пошли, сынок, куплю тебе бумагу, книги и карандаши, — сказал отец.
— Значит, все-таки приняли?
— Да, сыночек. Кое-как, но приняли. Если бы не мулла Мантен, вряд ли мы его уговорили бы! Будешь жить у Ниязова. Никто тебе не помешает учиться. К зиме привезу продукты. Жена фельдшера, да и он сам люди хорошие, прислушивайся к их советам, да и по хозяйству помогай.
Это были последние наставления отца перед отъездом.
В 1910 году Сакен окончил начальную приходскую школу. С осени должен был продолжать учебу в трехклассном городском училище. Но в дни каникул он решил полностью отдаться безделью и отдыху.
В родном ауле с ним стали разговаривать в почтительном тоне не только ровесники, но и пожилые. К каждому его слову прислушивались. Шутка ли, окончил школу в самом Акмолинске, которого многие даже и не видели.
Только один Турмаганбет, которого в ауле все звали шутником Абеном, не испытывал никакого почтения к Сакену. Он все время придуривался и тем выводил Сакена из равновесия. Ему наплевать, что Сакен учится в Акмолинске и скоро станет «большим человеком». Абен по-прежнему свободно обращается с Сакеном и все время подтрунивает над ним. Абен шутник, но и Сакен с удовольствием веселится. Ведь Абен и спящего медведя сумеет разбудить своими выходками. У него все получается смешно.
Сакена часто приглашала в гости молодежь ближних аулов. Везде и всюду аульчане смотрели на Сакена с завистью, взрослые же говорили: «Стал настоящим джигитом, хороший вырос жених».
Однажды Абен рассказал Сакену, что в ауле Санырак у хажи[5] Мусабека две дочки-невесты. Все молодые люди убиваются по ним. Особенно младшая хороша — красавица неописуемая, музыкантша и, как говорит молва, стихи сочиняет.
— И тебе нос утрет, — подзадоривал Абен. — Желаешь увидеть этих красавиц, могу устроить свидание.
Сакен отнекивался, но и не отказывался наотрез.
— Да что стоит тебе поехать, посмотреть на них? — не унимался Абен. — Джигиты из их аула говорят — девицы тобою тоже интересуются, — приврал тут же Абен.
— Далеко ли? — поддался наконец Сакен.
— Да рядом, видишь — холмик, за ним сопка Жаксы-Иманак, а там и их аул, — зачастил Абен. — Ехать-то какой-нибудь час. Поедем?
— Ну ладно, — уступил Сакен. — Поедем.
Отправились в путь. Едут, едут — никак не доедут даже до Жаксы-Иманака. Завечерело. Потом и ночь наступила. Вдали в ауле и огоньки погасли. Куда же ехать? Но ехали. Пели шуточные песенки, поддразнивали друг друга и ехали.
— Твой прадед, — заметил Абен, — заблудившись в степи, сказал бы, что это было хорошей прогулкой. Нагуляемся вдоволь.
— Э, нет, — заартачился наконец Сакен. — Я не намерен трястись всю ночь на своей лошадке.
— Что же предлагаешь?
— Ночевать здесь.
Расседлали коней. Сакен проснулся первым. Сейчас он Абену покажет. Снял пояс да и стал просовывать его осторожно другу под сорочку. Просунул сантиметров на тридцать — стал крутить свободный кончик. Абен вскочил как ужаленный — решил: змея. А Сакен хохотал, приговаривал:
— Где же девушки твои, плут Абен? Скоро ли увидим их?
Поскакали дальше по солнышку. Поднялись на холм. Глядят: вереница навьюченных верблюдов тянется, катятся болыпеколесные казахские телеги. Это аул, в который они ехали, перекочевывал на новое место.
— С меня хватит, — сказал Сакен. — Дальше не сделаю ни шагу.
Так и вернулись ни с чем.
Абен разболтал всем об их путешествии. И долго еще потешались над ними аульчане.
1912 год. Зима. Сакен повзрослел, и его одолевают думы. Причин достаточно. Не так давно в Акмолинске появился Габдулла халфе Султанов. Он окончил духовную школу сначала в Бухаре, затем в Казани. В Акмолинске Султанов открыл медресе для детей зажиточных казахов и городских жатаков — полупролетариев. Вскоре судьба свела Сакена с Султановым.
Габдулла халфе отдал Ниязову малую часть большой пустоши, что принадлежала медресе. Отдал под огород. И однажды, когда Ниязов и Сакен копались в этом огороде, ученики медресе пришли им на помощь. Они хотели поближе познакомиться с Сакеном, учеником городского училища.
Габдулла халфе был человеком гибкого ума. И когда его подопечные изъявили желание поучиться у Сакена русскому языку, он не стал препятствовать. Правда, втайне Султанов надеялся, что ребятам все это скоро надоест. Но он не учел педагогических способностей Сакена.
