Владислав Карнацевич - Наполеон
При переговорах с австрийским послом в Леобене французский генерал уже показал свою манеру вести дипломатические переговоры. В какой-то момент он уже был настолько раздражен уловками и ломаниями искушенного в дипломатии собеседника, что разбил сервиз и попросту наорал на австрийца. «Вы забываете, – кричал Наполеон, – что находитесь в окружении моих гренадеров!» Этот «дипломатический прием», надо сказать, оказался очень эффективным. Впоследствии Наполеон не раз прибегал к нему, его вспышки ярости, когда он стучал кулаками, делал выговоры высокопоставленным гостям, бросал и топтал ногами свою шляпу, вероятно, иногда были наигранны. Император даже брал уроки у одного из парижских актеров. С другой стороны, нет сомнения, что Бонапарт действительно не всегда справлялся со вспышками гнева. Он любил прямо указывать своим визави, чего они стоят и где их место в жизни.
Политическая карта Италии была перекроена. Еще в июне 1797 года была образована Цизальпинская республика, включающая в себя, в первую очередь, Ломбардию и сохранявшая лишь видимость независимости от Франции; другая часть Италии вошла в состав Франции, третья (например Рим) временно была оставлена в руках предыдущих правителей, конечно, запуганных и во всем зависимых от Парижа. Наполеон распоряжался в Италии как полноправный хозяин. Среди его указов были распоряжение о лишении церкви и монастырей прав на некоторые виды сбора средств, уничтожение феодальных прав, ряд законоположений, близких к французским, и, естественно, продолжение массовых реквизиций – из Италии Наполеон и его офицеры вернулись состоятельными людьми.
Вторую половину 1797 года Наполеон провел в замке Момбелло вблизи Милана, где во многом усилиями блистательной и попавшей в свою стихию Жозефины Богарне был создан своеобразный двор Бонапарта. Приемы, пиры и балы следовали один за другим. Победоносных французских генералов приветствовали как героев и освободителей, как бы забывая о том, что все расходы по содержанию этого «веселого замка» брали на себя жители Милана. Приезжали сюда и выдающиеся ученые из Парижа, например, Монж и Бертолле. Наполеон поражал их своими достаточно глубокими как для дилетанта познаниями в науках. Не меньшее удивление вызывала осведомленность Бонапарта у итальянских певцов и артистов. Впрочем, это удивление могло быть и показным, ведь Наполеон в то время фактически являлся безраздельным хозяином Ломбардии.
Но на разрыв с Директорией генерал не шел. Более того, когда Баррас и его соправители оказались перед реальной угрозой свержения, именно солдаты Наполеона опять помогли им избежать печальной участи. Сам итальянский триумфатор не появился в Париже, но посланный им Ожеро 18 фруктидора (5 сентября) 1797 года разогнал оба законодательных Совета, произведя тем самым едва ли не государственный переворот в пользу Барраса. «Закон – это сабля!» – ответил якобы бретер и лихой рубака Ожеро на упреки одного своего знакомого. В будущем точно так же с парламентом поступил и его командир.
Поход в Египет. Переворот 18 брюмера
Во Франции Наполеона ждала триумфальная встреча. 10 декабря 1797 года в Париже состоялся большой праздник в честь итальянского героя. В речи, изобиловавшей цветистыми оборотами и историческими аллюзиями, Баррас нарисовал образ Наполеона как величайшего полководца. В дом победителя потянулись посетители, среди которых были и наиболее влиятельные в столице особы. Жозефина могла быть довольна – пригодился опыт блестящих приемов в Момбелло. В конце декабря Бонапарт получил звание «бессмертного» – члена Французской академии. Из всех полученных им наград эту он ценил особенно, впоследствии даже в официальных бумагах Наполеон указывал рядом со своим именем должность «член Института». Одним из тех, с кем он в то время общался наиболее тесно, был непревзойденный мастер политической интриги Талейран. Этот человек не раз менял свои принципы и сохранял ответственные посты, несмотря на смену власти. В свое время Талейран, будучи тогда еще епископом Отенским, инициировал секуляризацию церковных имуществ. При Директории он получил должность министра иностранных дел, руководил он внешней политикой Франции и после смены директорского режима на бонапартистский. В кабинет министров его привела влиятельная интеллектуалка и также интриганка мадам де Сталь. Она, как и Талейран, искала дружбы популярного генерала, но в отношении нее Бонапарт проявил холодность. Исторический анекдот описывает разговор между хозяйкой известного на всю Францию салона и Наполеоном. «Какую женщину вы считаете первой женщиной в мире?» – с намеком спросила госпожа де Сталь. «Та, которая родила больше всего детей», – немедленно ответил генерал. С этих пор ведет свое начало история неприязни этих двух несомненно выдающихся людей своего века.
Бонапарт был назначен главнокомандующим армией, которой предстояло действовать против Англии. Планы десанта на берега Туманного Альбиона разрабатывались уже давно. Теперь Британия оставалась главным противником Франции. Наполеон не сомневался в том, что по Англии нужно нанести решительный удар. Однако он справедливо полагал, что операции на море в данный момент не сулят французам ничего хорошего – преимущество английского флота было очевидным. Бонапарт говорил о возможности форсирования Ла-Манша: «Это предприятие, где все зависит от удачи, от случая. Я не возьмусь в таких условиях рисковать судьбой прекрасной Франции». Гораздо более обещающей генералу казалось сокрушение могущества противника на суше, в тех землях, которые составляли одну из главных основ могущества Британии – на Востоке. Зимой 1798 года Наполеон уже уверен, что счастья в борьбе с принципиальным соперником следует искать в Египте.
Восточные планы Бонапарта носили далекоидущий, стратегический характер. Он рассчитывал не только занять Египет или Сирию. Наполеон надеялся на то, что французам удастся поднять восточные народы на освободительную борьбу, организовать широкое освободительное движение. Это соответствовало и задачам войны против Англии, и чаяниям французских промышленников и торговцев, и все еще живым в его политическом мировоззрении революционным, республиканским идеям. Кроме того, Бонапарт испытывал по Востоку какую-то совершенно особую тоску полководца. «В Европе мало места, – говорил он, – настоящие дела можно делать только на Востоке!» Кто знает, может, он завидовал и хотел повторить славные подвиги одного из своих кумиров – Александра Македонского?
Идею экспедиции в Египет поддержал министр иностранных дел Талейран, и за нее в результате ухватилась и Директория. На самом деле завоевание богатых стран Леванта[5] на востоке Средиземного моря вовсе не было бессмысленной авантюрой и реально могло благотворно повлиять на положение французской буржуазии и ослабить позиции Англии. А опасность египетской кампании могла устранить потенциального политического противника директоров, что, в конце концов, тоже не так и плохо.
