Ольга Афанасьева - Эльдар Рязанов. Ирония судьбы, или…
«Человек ниоткуда»
В конце 1950-х годов и в России и в мире активно обсуждались гипотезы о существовании снежного человека. Вдохновившись этим, Эльдар Рязанов решил использовать тему нетронутого цивилизацией наивного дикаря. К работе подключился театральный драматург Леонид Зорин – для него это был первый опыт работы в кино.
«Сценарий этой картины родился так: я пришел к Леониду Зорину и предложил ему тему: первобытный снежный человек попадает в современную Москву и что из этого получается. В те годы, как, впрочем, и сейчас, в прессе активно обсуждалась гипотеза о существовании снежного человека. Чего только не было в сценарии – кинодебюте Л. Зорина, – а затем и на экране!
Картина одновременно и цветная и черно-белая; в ней причудливо переплетались реальная действительность и сон, фантастика. Персонажи то говорят прозой, то вещают белыми стихами. Невероятные события перемешиваются с вполне узнаваемыми жизненными поступками. Философские частушки сменяются едкими остротами, дикари-людоеды наблюдают за запуском ракеты, седобородые академики поют куплеты и пляшут. Эксцентрические трюки соседствуют с реалистическим повествованием. Эта фантасмагория, нагромождение довольно-таки разнородных элементов образовали замысловатую форму кинорассказа.
В тогдашнем обществе шла борьба творческого и консервативного духа. Чтобы взглянуть свежими глазами на жизнь, где переплеталось хорошее и дурное, важное и случайное, требовался герой с совершенно детским, непосредственным, наивным восприятием. Мы не стали извлекать идеального героя из реально существующей среды и прибегли к фантастике, к вымыслу – привели в Москву Чудака, «человека ниоткуда», из выдуманного племени тапи»[9].
Кадр из фильма «Человек ниоткуда»
В картине присутствовала критическая составляющая, к тому же он был необычным для традиционного советского кинематографа, а значит, проблемы с чиновниками были неизбежны. Оригинальность сюжета насторожила тех, от кого зависел выпуск ленты в прокат. Картина была на экранах всего 3–4 дня.
Вкратце сюжет картины таков. На Памир направилась антропологическая экспедиция под началом ретрограда Крохалева. Его антагонист, молодой ученый Поражаев, уверен в существовании племени тапи – снежных людей. Крохалев не верит в фантазии Поражаева и не дает ему отправиться на поиски племени. Во время спора с начальником Крохалев, шагнув назад, скатывается с огромного склона и ударяется головой о камень. Очнулся он среди своих любимых тапи, которые уже подготовили сковородку, на которой собирались его поджарить и съесть. Предводитель племени сильно похож на Крохалева и часто использует его любимую фразу: «Дайте мне жить спокойно». Вместе с другим дикарем Поражаева привязали к скале. Его судили как чужеземца, нарушившего покой племени. Его товарищ по несчастью совершил множество преступлений. Его обвиняли в том, что «…мы белыми стихами говорим, а он, гордец, употребляет рифму». В списке прегрешений соплеменника по имени Чудак и такое: он «…не ел друзей, как будто он не знал, что друга съесть особенно приятно!»
Внезапно Поражаев вспомнил, что в этом горном районе должен пролететь спутник. Ученый сообщает дикарям, что если его не освободят, он нашлет на племя звезду. Он взмахивает рукой – и в небе пролетел яркий космический снаряд. Людоеды попадали на колени и освободили пленников. Освободившись из плена, Поражаев забирал дикаря в Москву, в XX век.
В Москве Чудак становится начальником спортивной организации. Поражаев спрашивал: «Зачем ты пошел туда? Как это случилось?» Чудак отвечает: «Я думал, что если стану начальником, то буду человеком». Поражаев ему советует: «Впредь изволь поступать наоборот: сначала стань человеком, а потом уж будь начальником».
В Москве Чудак влюблялся в молодую женщину, принимал участие в забеге и ставил рекорд на стадионе. В театре, во время спектакля, он гнался за отрицательным персонажем, которого собирался съесть. Ему по вкусу только плохие люди. На ученом совете, куда Поражаев привел Чудака, он чуть не съел Крохалева. Основной комедийный эффект порождал контраст между цивилизованным миром и наивным Чудаком.
В конце фильма Поражаева отправляли в космическом корабле на далекую планету исследовать неизвестную цивилизацию (фильм был снят еще до полета Гагарина). Чудак проникал в ракету зайцем. Поражаев, пытаясь оставить своего друга на Земле, хотел выпихнуть его в иллюминатор и выпал сам вместе с ним. Приземлились они в горах, где жили соплеменники Чудака. Чудак, попрощавшись с Поражаевым, возвращался в свое племя, чтобы «научить их стать людьми». Сам Рязанов определил жанр фильма как «комическую ненаучную фантастику».
Рязанов сначала предложил роль Чудака Игорю Ильинскому. Но в сценарии было много сцен с бегом, прыжками, лазанием по горам, что подразумевало хорошую физическую форму. И хотя Ильинский был крепок для своих лет, но все же быстро стало ясно, что эта роль – для молодого человека. Для трюков хотели пригласить дублера.
«У Игоря Владимировича имелись кое-какие претензии к самому сценарию, но мы с Зориным обещали переработать сцены, вызывающие его тревогу. В общем, я отмел все возражения актера и уломал его. Я очень любил Ильинского и был уверен, что вместе мы преодолеем все. За спиной маячила недавно законченная и прошедшая с успехом «Карнавальная ночь».
Начались съемки. Они шли туго, со скрипом. Я не мог найти стилистику картины, степень ее условности. Кроме того, постепенно выяснилось, что интуиция не подвела Ильинского. Наивность, детскость, непосредственность Чудака получались у актера прекрасно сыгранными, но явно противоречили его психофизической природе и возрасту. Оказалась также непосильной и тяжелейшей физическая нагрузка. Когда же трюки вместо артиста исполнял дублер, становилось сразу ясно, что их делает каскадер, а не сам исполнитель. Все это Ильинский понял гораздо раньше, чем я. Он сказал мне, что не чувствует себя вправе играть эту роль и отказывается. Постепенно я и сам пришел к этому же выводу и согласился со своим любимым артистом.
Ошибка была, конечно, обоюдной, но главная доля вины лежала на мне. Именно я породил эту идею – пригласить Игоря Владимировича. Я безгранично верил в его возможности, но не учел ни возраста, ни индивидуальности актера и недостаточно трезво оценил противопоказания. Режиссерская напористость на этот раз повредила мне. Мы расстались, не испортив ни на йоту наших добрых отношений…»[10]
