Николай Бодрихин - Туполев
То небольшое время, что оставалось у Андрея после выполнения многочисленных обязанностей по дому, он проводил с братьями и сестрами, со знакомыми деревенскими ребятишками. Одному из них — Васе Соколову предстояло сыграть заметную роль в отечественном самолетостроении. Вася был сыном деревенского столяра — Василия Ивановича: профессия столяра в русских деревнях, где почти каждый хозяин был высококлассным плотником, говорила о его исключительной квалификации. Естественно, сын перенял от отца какие-то навыки, что было заметно и по его более тонким и изощренным игрушкам, и по умению быстро сделать «чижа», лук-самострел или рогатку. Потихоньку перенимал мастерство и внимательный Андрей. Позднее, фактически став у руля советского авиастроения, он устроил Василия Васильевича Соколова у себя в ЦАГИ, поручив ему изготовление полномасштабных деревянных макетов новых самолетов — важного этапа производственного цикла. Заметим, что ни одна из туполевских машин, от АНТ-2 до Ту-160, не миновала этого этапа. В должности начальника цеха Василий Васильевич Соколов проработал до восьмидесятых годов…
Но вернемся в Пустомазово начала XX века. Глава семьи — Николай Иванович, несмотря на многие жизненные лишения, был человеком добрым, но «заводным»: при виде сыновнего разгильдяйства или лени он был скор на расправу и мог немедленно «отпустить леща», а то и выпороть.
Сразу после установления советской власти Туполевы создали в усадьбе сельскохозяйственную артель, фактически объединившую прежних хозяев с бывшими наемными работниками. Но в лихолетье революционной ломки старого, как всегда, нашлись люди — чиновники новой волны, обличенные властью, не поверившие в фактически насажденный снизу социализм. Суворовский волостной исполком постановлением от 30 января 1919 года принял Пустомазово на особый счет, подозревая, что Туполевы создали сельскохозяйственную артель только как прикрытие, чтобы оставаться в своем имении. И вновь Туполевы оказались под бдительным оком надзора, и вновь с другой, противоположной стороны новой классовой баррикады.
Артель назвали «Батрак», ее организатором и руководителем стала родная сестра Андрея Николаевича Наталья Николаевна. Каждое лето на помощь этой артели приезжали из Москвы молодой Андрей Туполев со своими товарищами: Владимиром Петляковым, Александром Путиловым, Николаем Некрасовым, братьями Иваном и Евгением Погосскими… В 1923 году артель «Батрак» переименовывается в Товарищество «Пустомазово». Районные архивные документы свидетельствуют: «Товарищество составилось из бывших владельцев имения — К. Я. Зельдина (муж младшей сестры Андрея Николаевича, Натальи Николаевны), его родных и еще нескольких граждан. Работы производятся удовлетворительно». В 1924 году Кимрская уездная земельная комиссия постановила признать Пустомазово госимуществом. Члены артели добились отмены решения, но в 1925 году вышел декрет ЦИК и СНК СССР о лишении бывших помещиков прав на землепользование. Местные власти упорно видели в Туполевых помещиков, искажая истину: они утверждали, что «местное население недоброжелательно относится к пребыванию Туполевых в своем бывшем „имении“». 23 июля 1928 года президиум губисполкома, в присутствии самого конструктора А. Н. Туполева (ставшего к тому времени уже известным в стране специалистом), несмотря на ходатайство начальника ВВС РККА П. И. Баранова, отказался передать «гражданину Туполеву в единоличное пользование имущество и земельный участок в бывшем его имении». Взамен предложили участок земли в другом районе губернии. Добившись выдворения бывших хозяев, власти, как это не раз бывало, тут же забыли и о хозяйстве, и о бедняках нового колхоза. А хозяйствование в стороне от больших дорог в беспредельной России всегда было архисложным, если не сказать гибельным. Года через три, в особенно морозную зиму погиб сад, вырубили на дрова только поднявшийся, насаженный отцом Андрея сосновый лес, строения не ремонтировали, все было запущено. До боли знакомая картина…
«В туполевском доме продолжали жить семьи, не имевшие по каким-либо причинам своего крова. Дом, где родился Андрей Николаевич, сгорел перед самой войной», — пишет Ю. В. Крюков. Сейчас там нет ничего, кроме валунов, старых деревьев у пруда да нового мемориала у дороги.
До Андрея Николаевича, конечно, регулярно доводили информацию о ситуации в Пустомазове и ничего, кроме горечи и раздражения, она дать не могла.
Впоследствии, после войны, к уже знаменитому Туполеву в Москву приехал из Симонова председатель колхоза с просьбой помочь: дескать, чего вам стоит, Андрей Николаевич, — лишь пальцем пошевельнуть, и расцветет колхоз. Туполев вопреки ожиданиям, в своем истинном духе, с неожиданной для просителя резкостью ответил с обидой: «Сами развалили, сами и налаживайте».
Детство
Твердое начальное образование Андрей получил дома. В детстве он посещал церковно-приходскую школу в селе Устинове, которая находилась неподалеку, километрах в двух от Пустомазова. Здание старой школы до сих пор сохранилось. Есть там и школьный музей, где Туполеву посвящен стенд.
Своему отцу Андрей был обязан владением столярным и кузнечным искусством, изумительным мастерством подготовки инструмента и обращения с ним, которым он не раз удивлял и домашних, и одноклассников, и учителей, и товарищей, и начальство. Умение легко, без лишних вопросов сделать то, что было необходимо, не раз служило лучшей рекомендацией.
В 1901 году Андрей Туполев поступил в Тверскую губернскую мужскую гимназию. О поступлении остались свидетельства самого Туполева: Андрей Николаевич оставил отрывочные, до сих пор не изданные воспоминания, озаглавленные «О времени и о себе», находящиеся в фонде научно-мемориального музея H. E. Жуковского.
«Когда настала пора учиться, я держал экзамен в Тверскую гимназию. И… провалился. Первый мой балл, который я получил, была единица за письменный диктант. Летом пришлось заниматься, осенью я экзамен выдержал и поступил в гимназию. У сестры Натальи сохранилось прошение, в котором мать писала: „Н. И. Туполев, имея семь человек детей, находится в преклонных летах и болезненном состоянии, терпит крайнюю нужду и бедность и своим трудом не в состоянии содержать семейство, а тем более платить за их воспитание в учебных заведениях“. Мать, приехавшую в Тверь, чтобы устраивать меня в гимназию, а Наталью в приготовительную школу, попросили подписать обязательство, где, в частности, оговаривалась обязанность „следить, чтобы огнестрельного оружия у сына не было“. Плата за обучение вносилась вперед пополугодно. Не внесшие платы за учение в назначенное время считаются выбывшими из заведения. 8 августа по определению педагогического совета я был зачислен в первый класс Тверской губернской гимназии.
