Михаил Ребров - Космические катастрофы. Странички из секретного досье
Вот уже который час решали они гамлетовское "быть или не быть". Тон задавал Королев. Спорили до хрипоты, потом в усталой задумчивости откидывались на спинки стульев. Шло заседание Госкомиссии. Вел его Константин Николаевич Руднев — председатель комитета по оборонной технике. Он с завидным терпением выслушивал собравшихся, гасил страсти. И вдруг наступила тишина: ни шелеста бумаг, ни терзания, ни вздохов. Руднев потер воспаленные веки, как бы настраиваясь на новую волну, минуту-другую выжидал.
— Я так понимаю, — нарушил он молчание, — особых мнений не будет, все за отправку изделия в Тюратам?..
Собравшиеся ответили молчаливым согласием, хотя кое у кого были сомнения, и в душе они считали, что пуск следовало бы отнести на некоторое время. Быть может, эта настороженность появилась после откровений Королева о возможных нештатных ситуациях. Полет человека пусть на усовершенствованной, но, по сути своей, боевой ракете рождал опасения. К тому же присутствие пилота в корабле ужесточало требования ко всем бортовым и наземным системам. Однако тот же Королев был тверд: "Надо пускать!"
Заседание Госкомиссии проходило в Москве в последних числах февраля, а в начале марта сообразно "штатному расписанию" главные конструкторы, руководители "экспедиций" и служб спецрейсом из Внуково вылетели на космодром. Двумя неделями позже туда же прибыла группа будущих космонавтов во главе с генералом Каманиным.
На космодроме Королев старался скрыть свое напряжение, порой даже шутил: "Чудес нет — все великое начинается вовремя". Но иногда, наблюдая за испытателями в МИКе, копил в себе недовольство, а потом взрывался, гневно распекал "нерадивых", угрожал отстранением от работы. Ночами он почти не спал. Как инженер, до мозга костей, знающий все тонкости конструкции, он внутренне соглашался, что "семерка" еще сыровата, не все программные пуски были удачными: и за "бугор" уходила, и не дотягивала до расчетной орбиты. Но тот же внутренний голос успокаивал: "Если такая работа, где риск выступает как свойство профессии".
Генерал К.А.Керимов, возглавлявший в ту пору ГУКОС (Главное управление космических средств Минобороны), рассказывал:
— Особо волновал конструктора тот вариант, когда двигатель третьей ступени ракеты не дорабатывал нескольких секунд до расчетного времени. При такой ситуации космонавт приводнялся в океане, вблизи мыса Горн — южная точка Южной Америки. Этот район известен постоянными штормами. Почему-то именно мыс Горн не давал Королеву покоя… За несколько дней до запуска "Востока" — это название он придумал сам — главный конструктор потребовал, чтобы в бункере, откуда выдавались команды и велось наблюдение за ракетой, наши военные специалисты установили телеграфный аппарат, соединенный линией связи с одним из восточных измерительных пунктов. В случае нормальной работы двигателя блока "Е" этот аппарат выбивал на ленте "пятерки", а в случае остановки — "двойки"…
Перед заседанием Госкомиссии, на котором предстояло выбрать первого космонавта, Руднев спросил Королева: "Как будем решать?" "По традиции", — ответил Сергей Павлович. "Это как же?" — не понял председатель. "У авиаторов, — пояснил Королев, — существует традиция: для испытания самолета испытателя назначает главный конструктор изделия. Ясно?"
Двух кандидатов на полет представил Н.П.Каманин. Германа Титова он назвал "запасным пилотом". Обсуждений и вопросов не было. Все понимали, что решающее слово за Королевым. Сергей Павлович сразу же согласился с Каманиным, который знал о симпатиях Королева. И если бы у членов Госкомиссии были иные мнения, по чисто этическим да и другим соображениям Главному конструктору никто бы возражать не стал.
Сам же Гагарин говорил мне так: "Первым хотелось бы быть каждому. Я тоже хотел, это честно. Но узнал об этом только за три дня до старта. Что почувствовал? Передать трудно. Подумал: завтра надо все еще раз повторить" ("все" — это порядок работы космонавта на орбите).
108 минут историиВсе последующие дни Главный конструктор был мрачен и сосредоточен. Временами нервозность вырывалась наружу, он становился вспыльчивым, придирчивым, случалось повышал голос, виновным угрожал увольнением. В гневе он был страшен, но быстро отходил, мог продолжать разговор так, будто ничего не произошло. Ночь на 12 апреля Королев провел без сна. В третьем часу зашел посмотреть на спящих Гагарина и Титова, звонил на "площадку", мерил шагами половицы в своем домике неподалеку от монтажно-испытательного корпуса Площадки № 2 ("Двойка" — так ее называли).
Утром началась заправка ракеты. Цистерны позвякивали железом. Динамик громкой связи издавал хриплые звуки. Шум насосов напоминал стоны кита, застрявшего в иле. На металлических фермах на разных ярусах суетились стартовики. Руководивший заправкой офицер рассекал воздух ладонью с яростью грешника, отбивающегося от полчища инаковерных. Королев улыбнулся, наблюдая эту картину.
В 7.10 по УКВ начались переговоры с космонавтом через радиостанцию с позывным "Заря-1". Полная стенограмма переговоров с привязкой к часам и минутам, сделанная на основании прослушивания пленок и личных докладов представителей, находившихся на пунктах управления полетом (на Байконуре, в Колпашево, в Елизово, в Хабаровске и в Москве), предназначалась лишь для служебного пользования. Заканчивается она такой записью:
"10.18 "Весна" (представитель НИИ-Н-МО капитан В.И.Хорошилов): майор Гагарин, Ваш полет идет нормально — (ответа не последовало)".
История хранит еще один любопытный документ — "Запись, произведенная космонавтом на бортовом магнитофоне ЗБ-24 № 008 в полете корабля "Восток" 12 апреля 1961 г." Она-то и начинается со знаменитого гагаринского "Поехали!"
13 апреля в городе Куйбышеве, куда прибыли члены Государственной комиссии, состоялось заседание по итогам космического полета. В центре внимания был Гагарин. Он подробно доложил о всех этапах своего рейса. Доклад стенографировался. Это стенограмма до недавнего времени тоже имела гриф "Сов. секретно", экземпляр № 1.
Такой же гриф стоял и на 10 страницах приложения к докладу — вопросы к космонавту и его ответы на них. Оба эти документа Главный маршал авиации К.А.Вершинин представил в ЦК КПСС 19 апреля 1961 года с короткой препроводительной запиской. Здесь имеется такая пометка: "Тов. Хрущеву доложено 21.04.61. Шуйский".
Однако эти уникальнейшие свидетельства истории примечательны иным. Надо знать Гагарина, его волевой характер, его отношение к порученному, чтобы со всей глубиной понять, сколь ответственно он подошел к выполнению задания, к осмыслению происшедшего, его умение оценивать ситуацию в самых ее мелочах и принимать верные решения. Он скажет на Госкомиссии: "Тяжело, но терпеть можно". А скрыто за этой короткой фразой вот что.
