Иван Черепов - Загадки Тянь-Шаня
Альпинисты погрузились со всем своим багажом на носовую часть палубы маленького парохода. У бортов судна весело плескалась вода. Через несколько часов, Когда поселок Рыбачье уже скрылся за горизонтом, порода стала хмуриться. Ветер засвежел, и по озеру пошли волны с белыми гребешками. Обрывки туч проносились низко над водой. То светило яркое солнце, то становилось пасмурно, то густой туман ненадолго охватывал пароход.
Вдруг мы увидели в нескольких километрах к югу от парохода очень интересное явление. Из моря поднимался и темный водяной столб. Он достигал высоты примерно 100 м, а может быть, и больше, толщина столба была не менее метра. Верхушка его развернулась, как шляпка гриба, и, казалось, соединилась с одним из низких облаков. На таком расстоянии нельзя было рассмотреть завихрения и вращательного движения водяного столба, что придавало всему явлению еще больше таинственности. Вскоре мы поняли — это был водяной смерч. Он держался довольно продолжительное время и, наконец, остался за кормой. Мы не заметили, когда смерч скрылся из глаз, а, быть может, рассыпался. Происхождение этого явления объясняется тем, что горы, стоящие вокруг озера, благоприятствуют образованию воздушных завихрений. От соленого ветра, яркого солнца, от набегавших, как в море, волн захотелось петь.
По морям, по волнам,
Нынче здесь, завтра там.
Эту песню сменила другая, альпинистская
Крут подъем и каменист,
А рюкзак тяжелый.
Поет песню альпинист,
Бодрый и веселый.
Что ты весел, отвечай,
Позабыл усталость?
— На вершине невзначай
Выпили мы малость.
Мы не пили там вина,
Радости хлебнули
Ширь и дружбы глубина
Счастье всколыхнули.
Подобные песни сочиняют советские альпинисты во всех наших лагерях. Обычно они берут мотив известной песни, а слова придумывают сами.
От пристани на восточном берегу озера до города Пржевальска более 10 километров, Потребовалась подвода. Договорились выехать через час, а пока поднялись на высокий берег, где стоит памятник Н. М. Пржевальскому.
Советские альпинисты никогда не проходят в Тяньшань, чтобы по пути не навестить могилу своего великого соотечественника. Вся жизнь этого замечательного исследователя была отдана на служение науке. До него еще не было карты Центральной Азии. Он заполнил это огромное белое пятно, исчертив его маршрутами своих экспедиций, протянувшихся более чем на 30 000 километров. Около десяти лет он провел в этих краях, изучил и нанес на карту десятки горных хребтов, рек, озер, пустыни и оставил человечеству замечательные, подробные описания маршрутов нескольких своих путешествий.
Значение самоотверженной работы Николая Михайловича Пржевальского, результаты которой до сих пор изучаются учеными, очень велико.
Для советских альпинистов-исследователей великий путешественник Пржевальский служит примером патриотизма, самоотверженности, научной пытливости, трудолюбия, простоты и скромности.
На высоком берегу озера Иссык-куль Пржевальский нашел свой последний приют. В 1888 г. он готовился к выходу из Каракола (старое название города Пржевальска) в свое пятое путешествие. Тяжко заболев, он просил похоронить его на пути исследователей Средней Азии. Любимый ученик и последователь Пржевальского П. К Козлов исполнил его последнюю волю.
С высокого берега открывается широкий вид на озеро Иссык-куль. Далеко на горизонте голубые воды смыкаются с синим небом. Вечноснежные хребты уходят вдаль, и их очертания растворяются в небесной синеве. Широкую долину замыкают горы, на перевалы уходят караванные дороги, ведущие в Синьцзянь. Альпинисты уносят с собой образ орла на взлете, венчающего памятник великому путешественнику.
До города Пржевальска мы шли пешком, положив рюкзаки на телегу. Кругом возделанные поля. Здесь на высоте 1 600 м над уровнем моря хорошо вызревают хлеба, овощи и фрукты. В самом Пржевальске и его окрестностях много садов с замечательными яблонями и грушами. Но они созревают здесь значительно позднее, чем на равнинах, и нам пришлось довольствоваться ягодами и скороспелыми сортами яблок.
Несколько дней было затрачено на подготовку каравана. Одни готовили вьючные сумы и ящики, укладывали, обвязывали, составляли опись, другие нанимали караванщиков и подбирали в колхозах лошадей. Немало времени заняла подгонка личного снаряжения, привезенного из Москвы в числе прочего багажа экспедиции. Нужно было новые ботинки, кошки и оковку ботинок сочетать таким образом, чтобы одно дополняло другое.
Летавет требовал, чтобы кошки плотно подгонялись на неокованную обувь, а оковка занимала свободнее от кошек пространство на рантах и подошве. Обувь подбирали с расчетом на стельку и три шерстяных носка. Мы готовились к ледовым маршрутам, к глубокому снегу, морозам и ветрам высокогорного Тянь-шаня. Посетителям дома декханина странно было видеть людей в трусиках и шляпах на солнечном припеке, посреди двора сушивших зимние теплые носки, рукавицы и пуховые спальные мешки.
Весть о прибытии в Пржевальск альпинистской экспедиции быстро разнеслась по городу. Дом декханина (Дом колхозника), являвшийся базой и штабом экспедиции, стал своеобразным магнитом, притягивающим любопытных, особенно учащуюся молодежь.
В качестве проводников и караванщиков удалось привлечь колхозников Дюшембая и Амасбая. Кроме этих опытных проводников, в качестве караванщика и повара Экспедиции привлекли сухонького, старого узбека, который прекрасно знал свое дело; на бивуаках он заполнял досуг своих товарищей в то время, когда те ожидали спуска альпинистов с вершин, рассказывая замечательные восточные сказки, которых он знал великое множество.
Город, построенный на небольшом косогоре, с арыками на каждой улице, массой лесных насаждений и садов, пленил нас своим восточным колоритом. Пржевальск производит впечатление большого леса или, вернее, парка. Огромные тополи растут значительно выше построек. Дома стоят просторно, утопая в садах. Тень и вода на каждом шагу встречают и провожают путника.
В свободное от дел время мы направились на базар. Тут были киргизы, казахи, узбеки и китайцы. На базаре продавались фрукты, овощи, предметы национального туалета. Здесь же выступали музыканты и певцы, на земле сидели ловкие мастера, чинившие разбитую фарфоровую посуду при помощи медных заклепок, чеканщики выбивали затейливые рисунки на медных кувшинах, а повара готовили блюда, приправленные огненным перцем. Лакомки перепробовали разнообразные китайские блюда и надолго запомнили белую халву, оказавшуюся хотя и очень сладкой, но так сильно наперченной, что до вечера горло и язык горели, как обожженные.
