Мария Кашуба - Георгий Конисский
Правдиво изображая тяжелое положение угнетенного населения Украины и Белоруссии, Конисский клеймит позором произвол не только помещиков, но и духовенства. Произведение Конисского «Стихира священникам, священства лишенным. Глас 8» — пародия на церковный кант, оно является обличительной сатирой на православное духовенство. По мнению исследователей, оно стилистически адекватно аналогичным пародиям на церковные службы, принадлежащим вольномыслящим странствующим дьякам. Конисский пародирует стихиру как жанр. Под его пером традиционная форма церковной стихиры наполняется недопустимой с ортодоксальной точки зрения, далеко не богоугодной терминологией и образностью, близкой к уличной брани. Автор, сам духовное лицо, в своей сатире на тех, кто «погубляет пастырское достоинство», мастерски оперирует сатирически-разоблачительной терминологией и образностью древней украинской сатиры. «Преступник», «предатель», «стадо соблазнивший и развративший», «сосуд, злосмрадие издавший» — таковы эпитеты, которыми он наделяет духовных лиц. По своей разоблачительной силе эта пародия близка сатирическим памфлетам Ивана Вышенского, осуждению духовенства как «слуг дьявола» в произведениях Симеона Полоцкого.
Тему критики католического и православного духовенства Конисский продолжает на протяжении всей жизни. Особенно остры его выступления против лени и разврата духовенства в Белоруссии. Значение таких выступлений Конисского было велико. В условиях того времени, когда духовные пастыри имели большое влияние на трудящиеся массы, когда шла борьба за души людей между вершителями унии и ее противниками, между насаждателями католицизма и сторонниками традиционной веры предков, активная деятельность определенной части православного духовенства против унии и католицизма была патриотическим актом, деятельностью на пользу воссоединения порабощенных украинского и белорусского народов с братским русским народом. Своими выступлениями и действиями в Белоруссии Конисский показал пример такой деятельности.
Для формирования мировоззрения Конисского, утверждения в этом мировоззрении идей, ставших главными в деятельности белорусского епископа — поборника воссоединения, большую роль сыграл период его пребывания на должности профессора философии. В то время в Киево-Могилянской академии шла борьба двух тенденций в преподавании философии — строгое следование схоластизированному аристотелизму и тяготение к философии Нового времени. В философском курсе Г. Конисского во всей полноте отразилась сложная ситуация переходного периода, в нем можно обнаружить наслоение идей различных, часто прямо противоположных философских школ. Конисский пытается найти истину в этом сложном лабиринте идей и в конце концов встает на путь, близкий к философии Нового времени, на путь признания достижений науки. Как справедливо считает М. Линчевский, «последним аристотеликом в Киевской академии является Георгий Конисский, но вместе с тем он и первый представитель нового направления в преподавании философии» (20, 538).
Конисский преподавал философию четыре года и составил два варианта курса. Рукопись первого курса до сих пор не обнаружена, известно лишь его название: «Общая философия перипатетиков, разделенная на четыре отдела, содержащая логику, физику, метафизику и этику, изложенная согласно мыслей главы философов Аристотеля Стагирита в Киеве, в родной православной Могиляно-Заборовской академии в 1747 и 1748 гг. профессором, преподобнейшим Георгием Конисским, префектом Киевской академии». Второй вариант курса сохранился до наших дней в собственноручной записи Конисского с многочисленными замечаниями на полях, а также в нескольких студенческих записях. Название его в переводе звучит так: «Общая философия, разделенная на четыре отдела, содержащая логику, физику, метафизику и этику, изложенная в Киевской академии под руководством светлейшего господина митрополита Тимофея Щербацкого, благодетельнейшего куратора этой академии, в 1749 г. преподобнейшим отцом Георгием Конисским» (5)[6].
Сопоставление самих названий этих двух вариантов курса дает основание для определенных выводов. Если первый вариант — «перипатетическая философия, изложенная согласно с мыслями главы философов Аристотеля Стагирита», то второй вариант ярко отражает стремление Конисского преподавать слушателям «общую философию», очевидно, и Нового времени, с учетом новейших достижений науки.
Дошедший до наших дней философский курс Конисского — яркое свидетельство того, что профессор знакомил слушателей с философией античного мира, с борьбой основных направлений в средневековой философии, с учениями мыслителей Нового времени — Лейбница, Вольфа, Декарта, Гассенди, — с достижениями современной ему науки, в первую очередь астрономии и физики. Георгий Конисский выступает как прогрессивный профессор, углубляя и умножая традиции, сложившиеся в отечественной философии, и прежде всего стремление к освобождению человеческой мысли от церковных и схоластических авторитетов. В философии, которую Конисский преподает с академической кафедры, достаточно четко проводится граница между сферой науки и сферой религии, выразительно звучит мысль о двух истинах — богословской и философской, научной, заметно разобщены разум и вера. В логике, этике и натурфилософии он занимается истолкованием лишь земных, естественных, вещей, проблем, касающихся человека, относя все сверхъестественное к компетенции теологов. По тем же мотивам раздел метафизики в его философском курсе сведен к минимуму (12 страниц). Именно философия гуманизма видела свою задачу в том, чтобы заниматься естественными вещами, земными человеческими нуждами. Понимание Конисским задач философии как науки о земных вещах, о человеке и его счастье сближает его с философами-гуманистами.
Философский курс, составленный Георгием Конисским, можно расценивать как определенный уровень развития отечественной профессиональной философской мысли. Хотя, по его собственному признанию, он занимался философией не как профессионал-философ, а лишь «по должности, на него низложенной», его авторитет и знание философии высоко ценятся в то время. Именно к Конисскому — тогда уже белорусскому епископу — обращается Киевский митрополит Тимофей Щербацкий с просьбой охарактеризовать новые учебники по философии, которые намеревается ввести в Академии преемник Конисского по кафедре философии Давид Нащинский. Речь шла об учебниках Баумейстера и Винклера, излагавших систему Лейбница — Вольфа. Довод Д. Нащинского весьма красноречив: «… ибо та вольфианская философия все термины… ясными дефинициами толкует. Сия вольфианская философия ничего не предлагает, разве на опытах и демонстрациях (что суть два способа к познанию истинны вещей)» (13, 176). Конисский горячо поддерживает это нововведение и одобряет новые учебники. Ему нравится в них все: и математический метод изложения, и особенно то, что «Бавмейстерова лекция з болшою ползою может быти ученикам, ибо что ни учится в ней, все основателно, твердо и ясно учится, и нет кажется ничего, что бы не было средствием к мете (цели. — М. К.) философии, то есть блаженному человеческому житию. Логика его от смеття (мусора. — М. К.) схоластиков, можно сказать, седмижди перечищенная, метафизика твердия основания протчиим дисцепленам по ея должности полагает; Ethica человеку к познанию себе и своей должности чувствително очи отворяет» (там же, 179). Сам профессор глубоко сожалеет, что не имел таких учебников, когда составлял свой философский курс, а вынужден был тратить время на выбирание зерен истины «из смеття интерпретов Аристотелевых». К философским учениям современности Конисский подходит с требованиями, характерными для мыслителей Нового времени. Новое время выдвигает требования простоты понятий и обоснования понятий эмпирическими данными, согласования мысли с опытом, тесной их связи. Теоретическое знание ориентируется на практику. Следуя этому принципу, Конисский высказывается против философской системы Пурхоция — автора одного из учебников философии в XVIII в.: «… в Пурхоциевой философии мощно сискивать, что разве в школе годится, а не в житии человеческом: придержится он по большей части Картезия и в недоказанных догматах, как то називает животних прямими машинами и чувствия в них, подобно человеческому, ничего не признает: машин же тих действия весма недоводно доводит…» (там же, 180). Конисский не только хорошо знает современную ему западноевропейскую философию, но и глубоко осознает требования естественнонаучной и этико-гуманистической направленности отечественной философской науки. Вольфианство, которое характеризуется рационалистическим отношением к природе, вполне отвечало рационализму отечественной общественной мысли, заложенному новгородско-московскими ересями и углубленному арианами. Ориентацию Конисского помогает понять характеристика философии XVII–XVIII вв., данная Ф. Энгельсом: «…философов толкала вперед отнюдь не одна только сила чистого мышления, как они воображали. Напротив. В действительности их толкало вперед главным образом мощное, все более быстрое и бурное развитие естествознания и промышленности. У материалистов это прямо бросалось в глаза. Но и идеалистические системы все более и более наполнялись материалистическим содержанием и пытались пантеистически примирить противоположность духа и материи» (2, 285).
