Юлия Андреева - Многоточие сборки
Тут же начались вопросы: а можно ли говорить об этом, тем более в столь серьезном издании? Свойственна ли любовь советскому человеку и нужна ли любовь советскому человеку вообще?
И наконец пришли к четкому решению, что любовь не нужна. Потому как за любовь могут вызвать на ковер в ЦК, а без любви не вызовут.
Гораздо позже, в 1999 году, работая над поэтическим сборником «Свидание», вышедшим в Издательско-полиграфическом техникуме и не желая ограничивать своих авторов, мы с ответственным редактором, поэтом Дмитрием Киршиным[2] просили присылать стихи о любви, заранее расширяя тему. Так как любовь бывает разная, а нам не хотелось отказывать хорошим стихам, прославляющим, скажем, лесбийскую любовь или воспевающим жестокость и радость от подчинения более сильному партнеру.
Предлагая столь щекотливую тему, мы заранее готовились к встрече с откровениями авторов и были смущены и растерянны, когда вдруг поэты старшего поколения начали в буквальном смысле слова заваливать нас текстами о любви к природе, партии и правительству.
Но еще больше лично меня поразил поэт, не сумевший отыскать в своем обширном архиве ни одной строчки о любви…
Астма
Не люблю себя больной. А в детстве болела невероятно много, и болезни все такие, от которых не отмахнешься на раз.
Одна из таких болезней – бронхиальная астма. Она прицепилась ко мне с годовалого возраста и с тех пор преследует, то нагоняя и садясь на шею, то отставая на месяцы и годы.
Я не помню, когда именно впервые встретилась с этим страшным заболеванием, поскольку дети в этом возрасте мало что помнят. Так что невольно сложилось ощущение, что астма была всегда. Нет, она не стала второй натурой, наверное, это было бы уже слишком. Но и сказать, что в ее поведении для меня сейчас сокрыта какая-нибудь тайна, что она еще способна меня удивить… нет, пожалуй, что нет. Родители тоже не делали из моей болезни большой трагедии: подумаешь, ерунда какая, кто-то чихает от тополиного пуха, у кого-то аллергия на морепродукты, а вот мне порой не хватает воздуха. Рутина.
Иногда я пыталась жалеть себя – дети вообще любят, чтобы их считали маленькими и слабенькими. Но в классе кроме меня были еще астматики, так что я не чувствовала своей уникальности.
В школу приходилось брать с собой ингалятор. Я таскала его в переднике (помните, у девочек была такая форма – коричневое платье и черный фартук?).
Я впрыскивала в себя дозу гормонального препарата утром и вечером, обязательно выходила пару раз во время уроков, чтобы воспользоваться порошковым ингалятором.
Если жизнь была без срывов и эксцессов, ингалятора по-хорошему хватало почти на месяц, но мама всегда загодя на всякий случай покупала следующий, не точно такой же, а усовершенствованный и более сильный. И так продолжалось до тех пор, пока врач-пульмонолог (это было в одном из старших классов) не сообщила мне, что ингалятор, на который практически перестала реагировать моя астма, является моделью последнего образца. «Когда он перестанет действовать, понадобится другой, более совершенный, но такового еще не придумали!».
Оторопело я смотрела на ставший бесполезным ингалятор, не зная, что делать дальше, не понимая или не желая понять и признать, что проиграла эту жизнь нафиг.
Что может быть после того, как закончится ингалятор последнего образца? Что вообще может быть дальше? Либо кто-то наловчится выпустить новый, более совершенный, либо…
Впрочем, я прекрасно знала ответ на нехитрый вопрос, что будет, когда ингалятора не будет. Что может ждать человека, который приучил свои органы дыхания работать лишь под дозой препарата? Препарата, которого больше негде достать…
Не очень лестно сравнивать себя с зависимым от наркотика торчком, но ведь так оно и было.
«Господи, во что меня превратили?!».
Я смотрела на ингалятор, как смотрят на своего убийцу. Больше всего на свете в этот момент мне хотелось размозжить его об стену, но… только спрятала его в карман.
Возможно, подействовал сильный стресс, сам факт того, что я сумела осознать опасность ситуации, или же на так называемом «гормональном взрыве» вообще все возможно.
Но с того дня я практически не употребляла уже ингалятор. Разве что во время нечастых приступов. Но что поделаешь? Астма, конечно, не вторая натура, но хроническое заболевание, от которого не избавиться.
Гомеопат
Наступление на астму было достаточно серьезным. Ее, а заодно и меня, травили химией, так что в конце концов почки сообщили все, что они обо мне думали, попытавшись устроить забастовку.
Меня мучили невероятные боли, природа которых по-настоящему так и не была установлена. Боль разрывала грудь и солнечное сплетение, невероятно сильно тянуло поясницу. Каждый шаг, каждое движение отдавались острой болью. Так что я знала, сколько шагов до школы, а сколько до метро. Боль не проходила ни днем, ни ночью. Иногда даже во сне я продолжала ощущать ее, просыпаясь оттого, что она делалась невыносимой, начисто отменяя ночной отдых.
Понимая, что официальная медицина способна выяснить причину моих недугов не иначе, как после моего вскрытия, мама повела меня на прием к дорогущему гомеопату.
До сих пор перед глазами этот необыкновенно сильный, умный человек. Дядька, к которому меня привели на прием, был безногим и одноруким, что не мешало ему, однако, вращаться в крутящемся кресле, не ожидая ничьей помощи и пребывая в постоянном благодушном настроении.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – выпроводив за дверь маму, обратился он ко мне. – Маленькая девочка не должна ощущать такой боли, причем столь долгое время. Но что тут поделаешь. Боюсь, что до подросткового возраста ничего не удастся изменить. А это еще три или четыре года…
Он окинул меня сочувствующим взглядом.
– Вот что я могу предложить тебе, – он нежно взял мою маленькую ручку, согревая ее в своей единственной ладони. – Я дам тебе порошок, который ты должна будешь принимать на кончике ножа один раз в день. Твоя мама будет знать об этом.
Он крутанулся к столу и, открыв ящик, достал оттуда пакетик.
– Но если тебе станет невмоготу, если боль сделается нестерпимой и ты не сможешь больше сдерживаться и будешь орать в голос, тогда, – чтобы не унижать себя еще больше, поскольку дальше будет только хуже, – тогда ты должна будешь растворить весь этот пакетик в теплой воде и выпить его на ночь. Лучше вместе со снотворным. Человек, тем более ребенок, не должен так мучиться. Господь тебя простит.
Попросив меня повторить инструкцию и напомнив, что это наша с ним тайна, гомеопат вызвал маму и передал ей какие-то рецепты.
