Людмила Гребенщикова - Мой сын БГ
За мной решил поухаживать еще на первом курсе один фронтовик. Он сел рядом со мной и, чтобы начать разговор, спросил: «Какие великие стройки коммунизма ты знаешь?» Я не знала никаких. А он не знал, о чем со мной разговаривать. Его звали Сергей Катькало. Он стал затем проректором Университета по кадрам. Он мне потом очень много помогал по жизни: устроиться на работу, Боре — поступить в Университет.
Любви к учебе и преподаваемым на юридическом факультете предметам у меня никогда особенно не было. Хотя у нас был один очень талантливый преподаватель, лекции которого я обожала, — Олимпиад Соломонович Иоффе.
Второй курс. Я бегу, как всегда опаздывая, по нашему большому коридору. Рядом бежит вместе со мной какой-то парень. Спрашивает меня, в какой у нас аудитории. Я ответила, подумала, что это мой однокурсник. Села за парту, а он прошел за кафедру. Никто на него в первые минуты не обратил внимания, все разговаривали, удивлялись, что это он встал за кафедру. Но уже через минут пять все как завороженные слушали его и не могли оторваться. Такой умница. Он читал гражданское право. Помню, что он брал мою зачетку и удивлялся, почему только по его предмету я получаю пятерки. Все потому, что только у него мне было интересно бывать на лекциях. Он был блестящим рассказчиком, я слушала его завороженно. Ради него я поступила в кружок гражданского права. Он тоже оказывал мне знаки внимания. Но у меня был Борис.
Фотоальбом к главе "Детство и юность"
БОРИС
Еще на первом курсе перед одним из праздников я поднялась по лестнице выше этажом в гости к своей подруге Ире. Она сказала, что будет вечеринка, на которую кавалер нашей подруги Флоры приведет своих друзей-третьекурсников. Но она предупредила, что на этом вечере будет один интересный молодой человек со своей девушкой, на которого нельзя иметь никаких видов.
Наступил вечер. Я пришла к Ире в гости. И там впервые увидела Бориса. Он пришел со своей красавицей девушкой, которая приехала из Кисловодска и собиралась стать актрисой. Я увидела его и почувствовала, насколько он отличается от всех остальных ребят. Его отец и до и после войны был большим начальником, руководил Балтийским флотом. У них была огромная квартира, машина, дача. Он никогда не знал нищеты. Видимо, это отложило отпечаток на его манеру говорить, держаться, вести себя. Он пришел из того мира, которого я не знала. В моем мире были только книги, все остальное было скупым и убогим. Борис учился в мореходном училище и уже был за границей.
Он поразил меня до глубины души. Тем вечером я спустилась к себе в квартиру и сказала в темный угол, где должна была быть икона (хотя у нас ее не было): «Господи, я у тебя ничего больше просить не буду, я хочу его в мужья».
После войны началось лихорадочное веселье. Мирная жизнь опьянила нас. Билеты во все театры стоили копейки. Отец моей подруги Флоры был директором Театра комедии, и это место стало для нас родным домом. Мы ходили туда на все пьесы. Праздники сменяли праздники. Мы все время веселились.
В следующий раз, когда собралась наша компания, Борис пришел уже без своей девушки. В него были все влюблены. И вот он собрался уходить. Я решила, что тоже пойду. Моя подруга Флора прошептала: «Тише, как не стыдно, дай ему уйти». Я ей в ответ: «Нет-нет, я с ним». Мы вышли вместе, он проводил меня до дома и сказал: «А почему мы с тобой должны встречаться только на праздниках. Можно я к тебе буду заходить?» Я представила себе нашу нищенскую комнату, где у нас ну ничего не было. Я сказала: «Нет, ко мне нельзя».
Так мы продолжали встречаться на праздниках. Год или два. Он постоянно уходил в плавания. Университет, экзамены, подруги, праздники. Все пролетело весело и незаметно.
Как-то мы поехали к Ире на дачу отмечать Новый год. Вечером ходили гулять, затем был ужин с шампанским. На ночь разошлись по комнатам. Девушки в одну, ребята в другую. Когда все вроде бы улеглись, мы решили подкрасться к двери и послушать, что они о нас говорят. Мы были сильно разочарованы, потому что они говорили исключительно о технике. Шутки по поводу какой-то «подвески кордана» вызывали ужасный хохот.
На обратном пути он мне в электричке сказал: «Выходи за меня замуж». Я так испугалась. Я знала, какая жестокая штука жизнь. Мне необходимо было получить специальность. Я дрожащим голосом сказала: «Только когда я окончу университет». Он невозмутимо ответил: «Хорошо, я подожду». И действительно ждал.
Борис был для меня, словно принц из сказки. Не понимаю, что он во мне нашел. Чем я его привлекла. Наверное, все потому, что мне он так запал в душу, что я не спускала с него глаз, ловила каждое его слово. Только на него внимание и обращала, другие молодые люди вокруг для меня не существовали.
У них на курсе было кругосветное плавание. Когда Борис в него ушел, я отправила ему на корабль радиограмму. Девушка, которая ее принимала, взяла посмотреть. Она была молодой и любопытной. Там было написано: «Горе мое, сижу Пенелопой». Девушка спрашивает: «ГорЭ, вы его так зовете?» Я отвечаю: «Не горЭ, а гОре!» «А кто такой ПенелопОй?» — не унималась она. «ПенелОпа, жена Одиссея», — гневно отвечала я. «А сколько ей было лет?» — любопытствовала она. «Какой период Вас интересует, она дожила до старости!» — я уже начала шутить.
А до моей радиограммы послание Борису отправлял его друг Марк. Оно было тоже сложного содержания: «Улита едет, когда-то будет». Марк сообщал о том, что Борис не успевает к празднику.
В итоге после двух таких радиограмм Бориса вызвали к капитану корабля. Они подумали, что ему присылают какие-то шпионские шифровки.
Бориса очень долго не было. И когда они всем курсом вернулись, то устроили в гостинице «Европейская» большой праздник. Было человек десять товарищей Бориса со своими подругами. И я была с ним. Он не любил танцевать, а тут играла музыка, и все вокруг танцевали. За соседним с нами столиком сидели двое пьяных грузин. Один увидел интеллигентную пару, подошел к ним и что-то сказал. Они испугались, вскочили, расплатились по счету и убежали. Затем этот же грузин увидел нас с Борисом. Все остальные танцевали, мы вдвоем сидели за столиком. Он подошел к нам: «Можно пригласить вашу даму танцевать?» Борис подтянул его к себе и прошептал что-то на ухо. «Какой замечательный молодой человек! Какой замечательный молодой человек!» — закричал грузин. Побежал к своему столу, взял бокал, снова подбежал к нашему и произнес: «Твое здоровье, дорогой!»
