Александр Филюшкин - Василий III
Досье: отец, Иван III Васильевич
Иван Васильевич, будущий великий князь и государь всея Руси, родился 22 января 1440 года, в самый разгар войны за великое княжение между его отцом Василием II Васильевичем Московским и сыном Юрия Дмитриевича Звенигородского (ум. 1434) Дмитрием Шемякой. Как раз в том же 1440 году скончался брат Шемяки — Дмитрий Красный, и претендентов на власть осталось всего двое.
Через несколько лет, в 1446 году, отец Ивана Василий II будет схвачен своим врагом, ослеплен, после чего получит прозвище Темный. Однако он не смирится с поражением и начнет создавать антишемякинскую коалицию. И хотя мальчик рос в княжеском тереме, вдали от этих потрясений и передряг, кто знает, как он улавливал тревоги и страхи взрослых, как осмыслял случайно услышанные разговоры и как переживал ослепление отца?
В 1447 году семилетний Иван Васильевич впервые почувствует себя пешкой в большой политической игре: в этом году его обручили с дочерью тверского князя Марией Борисовной, тем самым заручившись если не поддержкой, то по крайней мере нейтралитетом могучей Твери. Свадьба состоится позже, в 1452 году, когда жениху исполнится 12 лет (невеста была еще младше).
В этом отношении судьбы Софьи и будущего Ивана III были немного схожи: оба с младых лет узнали, что представители императорского и великокняжеского родов — не хозяева своей жизни и их судьбы — не более чем разменная монета в планах сильных мира сего. Может быть, поэтому оба потом с такой силой и стремились стать этими самыми «сильными мира сего», творцами своего будущего?
Ранний брак не пошел на пользу Марии Тверской. В 1467 году она умерла. От нее остался всего один сын, Иван, родившийся 15 февраля 1458 года. Именно Иван Молодой считался наследником престола и опорой Ивана III. Его мы видим рядом с государем во многих политических акциях начиная с конца 1470-х годов.
В последующих строках вряд ли возможно описать все деяния Ивана III, взошедшего на московский престол 28 марта 1462 года. Об этом написаны многие тома. Но эскизно сказать о них все-таки надо, чтобы стала более понятной та историческая атмосфера, в которой подрастал будущий Василий III. По завещанию Василия II Иван III получил больше половины территории страны, в том числе такие крупные центры, как Москву, Владимир, Нижний Новгород, Суздаль и др. Остальные владения были распределены между четырьмя его братьями: Юрием, Андреем Большим, Борисом и Андреем Меньшим. Таким образом, борец за централизацию государства — Василий II Темный — своей последней волей фактически возродил удельную систему.
В этом Иван III видел угрозу новой междоусобной войны. Поэтому он принял решение покорить как можно больше княжеств и земель Руси своей власти. Первоначально механизм собирания территорий представлял собой поглощение более сильным Московским княжеством более слабых. То есть Иван III как бы строил свою огромную личную вотчину. Однако изменения политического строя, сопровождавшие этот процесс, оказались столь серьезными, что в их ходе возникло принципиально новое образование — единое Русское государство.
Масштаб и скорость собирания земель впечатляют. Около 1464 года было присоединено Ярославское княжество, в 1471–1478 годах — Великий Новгород, в 1472-м — Пермь, в 1474-м — Ростов, в 1485-м — Тверь, в 1489-м — Вятка, в 1500-м — Югорская земля (район Печоры — Урала, населенный ханты, манси, ненцами и самоедами). В 1503 году, после победы в русско-литовской войне, к России отошли Северские земли. Всего во время правления Ивана III подвластная ему территория выросла более чем в шесть раз (с 430 тысяч квадратных километров до 2800 тысяч).
Необходимо обратить внимание на две особенности процесса объединения русских земель под властью Москвы. Во-первых, он был в значительной степени насильственным. Очереди из земель, желающих добровольно войти в состав государства всея Руси, не наблюдалось. Политика центра была жесткой, недаром о московской династии Калитичей Рогожский летописец применительно к более ранним событиям XIV века писал: московские князья, «…надеясь на свою великую силу, князей русских начали приводить в свою волю, а которые не повиновались их воле, на тех начали посягать злобою»[9].
Но эта злоба в большинстве случаев касалась элит. От присоединения к Москве страдали местные княжеские роды и связанная с ними региональная служилая аристократия, которой надо было искать свое место уже в новой, общерусской иерархии. Во избежание сопротивления Москва широко практиковала «вывод», то есть принудительное переселение представителей местной элиты с семьями на другое место. Тем самым разрушались корпоративные и служилые связи и аристократия становилась неопасна.
Рядовое же население — крестьян, посадских людей и мелкий служилый люд — эти перемены в большинстве случаев затрагивали мало (если они не попадали под карательные акции устрашения, которых, впрочем, было немного). Менялись сборщики податей и военные командиры, но жизнь и занятия оставались прежними. Поэтому объединительная политика Москвы не встречала серьезного сопротивления: локальные элиты не смогли поднять свое население на борьбу с «агрессией».
На этом фоне резко выделяется только одна акция, сопровождавшаяся серьезным конфликтом с населением, — присоединение Великого Новгорода (1471–1478). Здесь ярко проявилась вторая особенность объединительного процесса. Ее можно охарактеризовать как трагедию непонимания. Историческая правда — создание единой Руси, сильного государства, способного защитить свободу русского народа перед лицом любых врагов, — была за Москвой. Но кирпичами в величественное здание «Всея Руси» должны были лечь региональные культуры, земли, народы с их свободами. И там, где политическое сознание населения было более развито, — как, например, в Новгородской республике с ее вечевыми традициями, — «к Москве не хотели», не понимали, зачем надо поступаться своим частным, новгородским, во имя торжества целого — но чужого, московского.
Взаимоотношения Москвы и Новгорода в XV веке с каждым годом становятся все более непримиримыми. Показательна летописная оценка похода 1456 года великого князя Василия II на Новгород. Воеводы великого князя Московского, оказавшиеся перед лицом превосходящих сил новгородцев, говорят себе: «…помрем с ними за правду своего государя, а за их измену». То есть противопоставляются понятия «правды» (она за Москвой) и «измены» интересам Москвы (ее совершают новгородцы).
Понятно, что в городе на Волхове на ситуацию смотрели диаметрально противоположно, с точки зрения защиты своих прав и свобод — но в этом и заключалась трагедия непонимания, что оценки были противоположенными и непримиримыми и консенсус был возможен только путем истребления или по крайней мере покорения одной из сторон. Московский летописец, описывая поражение Новгорода, изображает его жителей сокрушающимися о том, что они наказаны «за свою измену к великому князю»[10]. То есть новгородские свободолюбивые мотивы в Москве просто не рассматривались и не воспринимались: какая там борьба за свободу? — это дьявол их попутал, и только поражение заставило протрезветь и раскаяться.
