Тамара Сверчкова - Скальпель и автомат
Едем на тихом ходу, 4 ноября эшелон подъезжает к Арзамасу. Послышался гул самолета, тут же он пошел в пике, завыл, пулеметной очередью прострочил состав. Цвик, цвик! Пули легко пробивают стену и исчезают в полу. Только мелкие щепочки, как цветочки, раскрываются на этих местах. Вагон несколько раз сильно тряхнуло, я свалилась сверху на плиту и обожгла руку. Испугались все, растерялись. Кто-то хотел прыгать на ходу. Без приказа никто этого не сделал, чем и спасли эшелон. Машинист паровозного депо Московско-Курской железной дороги — честь ему и слава! — спокойно вел состав, въезжая под прикрытие леса. Самолет еще раз пролетел вдоль эшелона, взмыл вверх и исчез
Вечером подъезжаем к Красноуфимску. В окнах домов по мирному светят огоньки лампочек. Удивительно! — здесь нет маскировки. Стучат колеса по рельсам, мелькают столбы, станции, сады, а там, на горизонте, — голубовато-белые горы, казахи на верблюдах и ослах, все своеобразно и ново. Одолев большие трудности, проехав более 4 тысяч километров, госпиталь 22 ноября прибыл в киргизский город Ош. Нам выделено здание педагогического института, который стоит на горе, весь из стекла и солнца. Справа — кладбище, сзади — арык с высоким забором.
В короткий срок все переоборудовали для приема больных. Чисто. Уютно. И вот раненые стали поступать. Началась круглосуточная напряженная работа.
Местные жители хорошо относились к нам, оказывали большую помощь, добровольно работали санитарами. Ежедневно начальник госпиталя проводил планерку. Сегодня Аркадий Матвеевич Гуревич доложил о дежурстве. Будем работать по сменам. Я с Женей Масич и Юлей иду в палаты к раненым.
Новая незнакомая культура вызывала любопытство. Женщины в темных халатах до самой земли, все носят паранджу из тонкого черного шелка. Ни глаз, ни лица не видно. Мужчины в полосатых халатах, с чалмой на голове. По тому, как надета чалма, можно судить, к какой социальной группе человек относится. Новый Ош отделяется от старого города горой Сулеман. Маленькие домики сложены из камней, обмазаны глиной. Такие же заборы — как крепости. Улицы извилистые, от горы спускаются к окраинам. В дождливую погоду текут мутные потоки, образуя огромные лужи. А рядом несут чистые студеные воды арыки — прямо с ледников. В жару сухой ветер поднимает тучи пыли, засыпая глаза. А на востоке, далеко в небе, белые снега Памира — это безумно красиво.
Около госпиталя стоит продпалатка, где мы с Олей познакомились с Хатамжаном. Он немного говорит по-русски, объясняет местные обычаи, отвечает на бесконечные наши «почему». На базаре большой выбор фруктов, виноград, дыни, арбузы. Но наше внимание привлекли багряные кисло-сладкие гранаты. В один из дней пошли на базар позже обычного. Народ уже разошелся, все гранаты были распроданы. Раздосадованные, мы направились обратно и заметили, что все снимают шапки и раскланиваются с высоким, средним лет, мужчиной. Мы переглянулись, подумали: видно, какой-то богач. Одет по обычаю в халат, на голове чалма. Неожиданно он по-русски окликнул нас: «Что прикажете?» «Мы хотели гранаты купить». Он повернулся к узбеку, что-то сказал, тот подошел к другому, и уже через несколько минут нам подали плоды. Поблагодарили, расплатились, раскланялись и пошли. На мосту через арык мимо нас промчался уже знакомый узбек со свитой, хлестнул нагайкой коня, что-то крикнул, гикнул, но за топотом копыт мы не расслышали, и умчался в переулок, подняв тучи пыли. Вечером мы рассказали об этом Хатамжану и похвалились — гранаты были исключительно вкусные. «И куда вас только заносит? — встревожился Хатамжан. — Сильные, ловкие басмачи живут в горах, никому не подчиняются, имеют влияние в народе, жестоки. Если им кто-то не нравится — уничтожают. Понравится — берут к себе, могут украсть девушку, увезти в горы, это часто бывает. Недавно большое несчастье случилось с телефонисткой — ее нашли убитой в саду, с отрезанными ушами и носом». Конечно, мы немного струсили и несколько дней остерегались бродить по городу. Но как только увидали на стене госпиталя афишу о представлении в местном национальном театре, купили с Олей билеты. Присоединились к нам и другие. Вечером все вместе пошли в театр. В небольшом, красиво орнаментированном зале, людей было немного. Ставили «Ширин и Фархад». Сзади нас сидели узбеки, старались объяснять, о чем идет речь на сцене. Красочные декорации, яркие дорогие костюмы. Но больше всего понравилась героиня, девушка с длинными русыми косами. Ритмичные танцы, красивые руки и живые движения пленили нас. Мы часто вспоминали этот спектакль.
Прошло несколько дней. Иду, навстречу офицер. И вдруг он останавливает:
— Товарищ, неправильно приветствуете!
Подумала: ну уж нет, это придирка! Круто остановилась.
— Вы прекрасно выглядите. Сегодня дежурю по части, зайдете в штаб после отбоя.
Сначала я не поняла. И только чуть спустя, вздрогнула — как все просто! Молча поворачиваюсь и, чеканя шаг, ухожу. Лицо пылает от обиды и негодования, нестерпимо горят уши, на глазах слезы. Бегу за барак и плачу. Меня увидел со склада Яшнов. «Что за горе?» Я рассказала. «Это кто же?» Молчу. Мог бы и не спрашивать, список дежурных висит на дверях. «Ладно, не плачь, приходи сюда к бараку, я буду около тебя».
После обеда шли с Олей к себе, поселили нас далеко. Смотрим, к госпитальному входу подъехали на красавцах-конях офицеры.
«Тебе не хочется прокатиться на такой лошадке?» — спрашивает Оля. «Очень хочется!» — как зачарованная, любуюсь конями. Сидеть на лошади меня научили во время финской войны. Помню, посадили меня на смирную лошадь, вложили в руки уздечку и хлестнули. Я вцепилась в гриву, сползла на шею и кричала от страха, пока меня не сняли на землю. Позже старшина разрешил брать старенькую лошадь и прогуливаться по дороге напротив нашей казармы. Так и научилась держаться в седле.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите проехать на коне?
— Умеете? Пожалуйста! — удивился офицер.
Конь был высокий, помогли забраться в седло. Сначала он пошел медленной рысью, слушаясь. Но выпустила из рук уздечку, и конь помчался галопом. В переулке рявкнул гудок автомашины. Скачок в сторону выбил меня из седла: на виду у всех конь исчез в боковой улочке, протащив незадачливую наездницу за ногу.
Привели меня в чувство брызги холодной воды. Из арыка ее черпали черные паранджи и лили на голову и лицо. Помогли встать и доковылять до госпиталя. По косам стекала розовая от крови вода. Оля выбежала навстречу, заботливо уложила на полу в зале, где было прохладней, ввела противостолбнячную сыворотку, и я уснула.
Проснулась — темно, словно душат меня. Лицо и руки распухли, красные крапивницы сывороточной болезни отчаянно чешутся. Слышу бормотание. Голос незнакомый. Рядом стоит кто-то в белой чалме, в полосатом халате. Закрыла глаза от страха, придержала дыхание. Где я? Понять не могу. Слышу милый голос Оли: «Ты проснулась?» Смотрю, а узбекский «бог» поднялся и вышел.
