KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Питирим Сорокин - Дальняя дорога. Автобиография

Питирим Сорокин - Дальняя дорога. Автобиография

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Питирим Сорокин - Дальняя дорога. Автобиография". Жанр: Биографии и Мемуары издательство М., "Московский рабочий; ТЕРРА",, год 1992.
Перейти на страницу:

Итак, коми народ обладал замечательной эстетической культурой, которая обогащала и облагораживала души этих людей. Она скрашивала и мое существование и, будучи впитана в детстве, сформировала мой эстетический вкус на всю жизнь.

Такой вкратце была социальная и культурная среда, в которой я провел первые годы жизни.

О моей матери я не помню ничего, кроме того, что связано с ее смертью. Позднее от отца, родственников и соседей я узнал, что мама была прекрасной, доброй женщиной, дочерью коми крестьянина (*14). Ее красота и добрый характер, по-видимому, объясняют, почему отец женился на ней и почему после ее кончины он не искал другую жену, а оставался верным ей до конца. Это, вероятно, объясняет и то, почему отец после смерти мамы начал заливать свое горе водкой, постепенно превращаясь в хронического пьяницу. "Ее смерть подкосила меня как тростинку", - жаловался он в подпитии.

Любовь, которая переживает смерть любимого человека и сохраняется до ухода из жизни второго супруга, - сейчас редкость. Во многих современных мудрствованиях это рассматривается как нечто примитивное, устаревшее и бессмысленное. И все же любовь до гроба была и остается самым замечательным, святым и красивым идеалом человеческой жизни - идеалом бессмертным и возвышенным. Мы со старшим братом инстинктивно чувствовали, что эта верная любовь оправдывает алкоголизм отца и каким-то образом наполняет нашу жизнь ощущением прекрасного. (Возможно, именно здесь причина и источник моего неприятия любых форм неоправданной неверности в супружеских и других межличностных отношениях).

Мой отец, русский человек, родился и выучился ремеслу в Великом Устюге. Этот древний город играл важную культурную, религиозную и политическую роль в истории северо-восточной Руси.

Помимо всего прочего это был центр многих искусств и ремесел. Мой отец учился в одном из ремесленных цехов. Его диплом и нагрудный знак - голубой с золотыми буквами - торжественно удостоверяли, что "Александр Прокопьевич Сорокин - золотых, серебряных и чеканных дел мастер".

Я не знаю, как и почему он уехал из Великого Устюга и поселился в Коми регионе. Вероятно, малочисленность ремесленников с таким дипломом - и поэтому меньшая конкуренция здесь - обусловили его переезд (*15). А может быть, его привлекли природа края и характер коми народа. Так или иначе, он уже никогда не вернулся в Великий Устюг.

О жизни отца до смерти мамы я знаю мало. От своих теток, священников и крестьян я слышал, что он был настоящим мастером своего дела, надежным и честным, удачливым в работе, уважаемым за хороший характер и ум, счастливым в семейной жизни. Тогда у него не было никаких признаков пристрастия к алкоголю. После кончины матери я жил с отцом до 11 лет (*16). На протяжении этих семи лет сознательной, запомнившейся жизни у меня сложилось два противоположных образа отца: трезвого родителя и горького пьяницы. Будучи трезвым, он был замечательным человеком, отзывчивым и заботливым, дружелюбным со всеми соседями, работящим и честным в труде, терпеливо обучавшим нас ремеслу, нормам морали и грамоте. Его обычным приветствием вместо "здравствуйте" было: "Христос воскрес". "Я сделаю все, что в моих силах, остальное - воля Твоя, Господи, - эти слова были его максимой в отношении к работе и любой созидательной деятельности вообще. - Сам Господь Бог не может потребовать большего". Когда его спрашивали о количестве сыновей, он обычно говорил: "Один сын - еще не сын, два сына - полсына, а три сына - это сын!" Что касается его религиозности, то отец принимал на веру основные догматы и мифы русского православия, однако в церковь ходил нерегулярно.

"Зачем мне? Я и так в храме Господнем почти все рабочее время. Честным трудом я воздаю хвалу Господу и общаюсь с Ним. Добрыми делами я исполняю Его волю. Присутствие батюшки или диакона не добавит моим молитвам и делам святости или чистоты помыслов". По той же причине он не настаивал на том, чтобы мы регулярно ходили в церковь к службе, если нам этого не хотелось. С другой стороны, если мы совершали какой-нибудь проступок, нарушавший традиционную мораль, он строго выговаривал нам, настойчиво убеждая в недальновидности и вреде дурного поведения.

Отец очень гордился своим ремеслом и чувствовал разочарование, если его работа была не на ожидаемом им уровне. "Мартышкин труд, - насмешливо говорил он в таких случаях. - Любая важная работа оказывается мартышкиным трудом". Когда я или брат выполняли задания хорошо, отец радовался вместе с нами сделанной работе, когда же мы работали плохо, он попрекал нас нерадивостью. Этот образ трезвого отца до сих пор сохраняется в моей памяти как теплое и доброе воспоминание.

К сожалению, периоды трезвости, длившиеся неделями и даже месяцами, сменялись полосами запоя. Иногда его пьянство оканчивалось белой горячкой. Я хорошо помню один типичный случай. Мы оба с отцом лежали больными: меня лихорадило от чего-то (от чего - точно не знаю, так как медицинская помощь была нам малодоступна) (*17), а отец, впав в белую горячку, лежал в беспамятстве. Внезапно он сел на своем сеннике, показал на большую кирпичную печь и начал кричать о появляющихся оттуда страшных чертях, которые пляшут вокруг него и корчат рожи. "Христос воскресе, Христос воскресе", - бормотал он одно и то же. Его бессвязные слова сопровождались резкими конвульсиями. Я не помню, ни как долго длился этот припадок, ни как он закончился, поскольку сам впал в забытье из-за лихорадки.

В периоды запоя отец становился подавленным, раздражительным, слезливым, жалея свою "загубленную как тростинку" жизнь. Редко, но случалось, что он становился агрессивным в приступе раздражительности. Во время одной из таких вспышек, отец, обозлившись на нас по какой-то причине, схватил подвернувшийся под руку деревянный молоток (киянку) и ударил брата по руке, а меня по лицу. К счастью удары были несильными. Тем не менее брат несколько дней едва мог шевелить рукой, а моя верхняя губа деформировалась, и след от удара не исчезал много лет. Эта вспышка агрессии случилась, когда мне было десять, а брату Василию - четырнадцать лет. Глубоко обиженные таким из ряда вон выходящим насилием, мы бросили отца на следующий день и начали самостоятельную жизнь бродячих ремесленников. Мы переходили из села в село в одном районе, а отец в это время странствовал в другом (*18). Мы никогда уже не встречались. Примерно через год он умер в селе, довольно далеко от нас (*19). По причине плохих средств сообщения в ту пору, мы узнали о его кончине лишь несколько недель спустя. Упокой, Господи, его душу в царстве небесном! Он умер страшно одиноким - так же, как и жил после смерти матери, совсем один. Несмотря на пьянство, образ доброго, трезвого отца полностью преобладал - и когда мы жили с ним вместе, и поныне этот образ сохраняется в моей памяти. Даже в пьянстве отец не имел ничего общего с фрейдовским типом "отца-тирана" (*20), бесчувственного и жестокого к детям. Исключая периоды запоя, которые, к счастью, были короче периодов трезвости, наша семья - отец, старший брат и я (младший брат Прокопий жил с моей теткой и ее мужем) - была хорошим, гармоничным коллективом, связанным воедино теплой взаимной любовью, общими радостями и печалями и богоугодным творческим трудом.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*