Яков Нерсесов - Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву»
И тем не менее война под началом Румянцева стала для Кутузова своего рода академией военного искусства. Он близко видел, как Румянцев руководил боем. Более того, он постигал стратегию военных действий: Румянцев считал, что «никто не берет города, не разделавшись с войсками, его защищавшими». При этом не всегда следовало только наступать.
Глава 5
Ранение, награждение, лечение, дела семейные, и не только…
Так или иначе, в 1772 г. по вполне весомой причине – из-за «неуважения» к командующим – войну с турками подполковник Кутузов заканчивает во 2-й Крымской армии. В ней под началом В. М. Долгорукова он участвовал в завоевании Крыма и Кубани, где 23.07.1774 г. в бою под деревней Шумы (Шумной; сегодня в память о ранении Михаила Илларионовича – Кутузовка) (неподалеку от современной Алушты; между Судаком и Ялтой) со знаменем в руках повел за собой гренадер Московского полка (легиона) преследовать противника и был тяжело ранен в голову ниже левого виска: пуля вышла за правым глазом и чудом не задела мозг! Кутузов выжил, но со временем стал хуже видеть правым глазом. Эскулапы единодушно удивлялись: по всем медицинским консилиумам Кутузов должен был скончаться! О нем стали писать как о феномене, чуде из чудес в медицинских журналах и газетах, а поэт Гаврила Романович Державин запечатлел ранение Кутузова в бессмертных строках: «…смерть сквозь главу его промчалась. Но жизнь его цела осталась!»
…Кстати сказать, на той войне сражались все три Кутузова: отец – Илларион Матвеевич – инженер-генерал-майор, наш старый знакомец Миша – капитан, а потом премьер-майор, подполковник и его младший брат Семен Илларионович – флигель-адъютант. Им даже удавалось свидеться. Но никогда более военные пути-дороги отца и сыновей уже не пересекались: Кутузов-отец вскоре вышел в отставку, Семен Кутузов вынужденно проделал то же самое по причине тяжелой умственной болезни и лишь Михаил Кутузов до конца своих дней оставался на военном поприще и сделал их фамилию всемирно известной, а в России и, того более, легендарной…
Князь Долгоруков представил Кутузова к ор. Св. Георгия IV кл., но поскольку пришло сообщение о его тяжелейшем ранении, то посчитали Михаила Илларионовича обреченным, а традиции жаловать ордена посмертно тогда не было. Только по излечении героя сам Долгоруков снова выступил ходатаем о награждении Кутузова этим орденом. По личному указанию Екатерины II, наградившей таки 26.11.1775 г. героя «Егорием» IV кл., за казенный счет ему был дан отпуск для лечения за границей.
…Между прочим, в 1769 г. весьма воинственная императрица Екатерина II учредила единственный в истории России чисто военный орден Святого великомученика и Победоносца Георгия четырех классов. Это была самая почетная боевая награда дореволюционной России. Именно об этом ордене принято говорить «такого-то класса», тогда как обо всех остальных орденах – «такой-то степени». Его получить могли военачальники и офицеры только за личные заслуги на поле брани. Первым кавалером этого ордена, причем высшего (первого) класса, стала… Екатерина, сама себя наградившая. Вторым в этом почетном списке числится П. А. Румянцев (за Ларгу), причем у него тоже Георгий I класса. За военные заслуги в эпоху войн с Наполеоном в 1812–1814 гг. его удостоились лишь три военачальника! За 1812 г. его получил только Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, ставший таким образом первым полным кавалером этой наипрестижнейшей награды, т. е. отмеченным всеми ее четырьмя классами. Напомним, что своего первого Георгия IV класса он получил в далеком 1775 г. за 1-ю Русско-турецкую войну, Георгия III кл. ему дали за штурм Измаила в 1790 г., уже через год – Георгия II кл. – за Мачин в 1791 г. Следующим полным кавалером Св. Георгия стал его антагонист – генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай де Толли, получивший высшего за победу при Кульме. Любопытно, но третьим и последним эту супернаграду – Георгия I класса – получил ганноверский барон, генерал от кавалерии и… цареубийца Леонтий Леонтьевич Беннигсен за успехи в войне против Бонапарта в 1814 г. В то же время было не принято награждать павших на поле сражения посмертно. В частности, так произошло с Дмитрием Петровичем Неверовским. Тяжело раненного за сражение при Лейпциге его представили к Св. Георгию III кл. Но поскольку он скончался, то его фамилии не осталось даже в списках награжденных. Чаще всего люди награждались «Егорием» IV класса…
Государыня, которая знала этого умного, образованного, начитанного и очень обаятельного в свете подполковника лично, сказала: «Надобно беречь Кутузова; он у меня будет великим генералом». Такого можно и нужно было показать просвещенной Европе как образец русского офицерства. Представляясь к европейским дворам, заводя знакомства с известными людьми, он служил живым примером того, как далеко шагнуло в России образование и «искусство светского общения». Преданный трону, любознательный подполковник с задатками дипломата очень здорово подходил для этой миссии.
Кутузов много путешествовал по Европе – Англии, Голландии, Италии, Пруссии и Австрии. Прекрасное знание языков сослужило ему хорошую службу. Повсюду он интересовался современным состоянием дел военного дела: организацией европейских армий, их вооружением, системой подготовки офицерских кадров и, конечно, военной наукой. Встречался с лучшими европейскими полководцами той поры: прусским королем-полководцем Фридрихом II Великим (1712–1786) и его весьма удачливым соперником австрийским фельдмаршалом Гедеоном-Эрнестом Лаудоном (1716–1790).
…Между прочим, сам Фридрих отдавал должное военному таланту и боевым заслугам австрийского полководца. Как-то они встретились на банкете, где Лаудону отвели весьма скромное место. «Подойдите сюда, фельдмаршал Лаудон! – громко обратится к нему прусский король. – Я сожалею, что когда-то не принял вас к себе на службу! (Это действительно так! – Я. Н.) Вы по-солдатски достойно рассчитались со мной за ту мою ошибку! Я предпочел бы иметь вас рядом с собой, а не против себя!» Уже много позже Семилетней войны Лаудон опаздывал на званый обед к Фридриху. Его недруги сразу же ехидно заметили королю, что Лаудона все нет и нет. «Странно, – ответил льстецам Фридрих, – это не похоже на него. Обыкновенно он прежде меня являлся на место»…
За границей с 1776 г. Кутузов становится членом масонской ложи в Регенсбурге. Считается, что позднее его кооптируют в масоны Франкфурта, Вены, Берлина, Санкт-Петербурга и Москвы. В 1777 г. вернувшийся на родину «привечаемый» императрицей подполковник Тульского пехотного полка получил… чин полковника (10.06.1777 г.) и командование Луганским пикинерским и Мариупольским легкоконным полками. Будучи отменным кавалеристом, он быстро привел порученных ему пикинеров в превосходное состояние. Занимаясь наведением порядка (сегодня это называется «зачисткой» от бандформирований) в Крыму под началом генерал-поручика А. В. Суворова, Кутузов, несмотря на то что они были людьми с совершенно противоположными характерами, сумел-таки сработаться с очень противоречивым Александром Васильевичем. За непростую работу по присоединению Крыма к России – «участвовал самым деятельнейшим образом во всех распоряжениях и мерах, которые приняты были к усмирению мятежников и к восстановлению тишины и спокойствия» – в 1782 г. Михаил Илларионович становится бригадиром, а в 1784 г. – уже генерал-майором. Кроме того, он успел пройти все должности от командира полка до командующего корпусом, а это уже был полководческий формат! Генеральский чин он получил за успешные переговоры с Гиреем, последним крымским ханом, которого он сумел убедить в целесообразности отречения от престола и признания права России на земли от Буга до Кубани. Правда, в том же году его постигло большое личное горе: в своем имении – селе Тупино Торопецкого уезда Псковской губернии скончался его отец, который совсем недавно оставил пост сенатора «за приключившейся болезнью». Получив отпуск по семейным обстоятельствам, Михаил Илларионович решает вопросы наследования – закрепления за ним и братом поместий, имевшихся в трех уездах. После долгой канцелярской волокиты и исконно российского бюрократизма раздел наследства прошел небыстро, и в конце концов Михаил Илларионович смог унаследовать имения в Псковском и Екатеринославском наместничествах, «мужска полу 450 душ». Остальное отошло брату Семену и сестре Дарье.
