Владимир Орлов - Двойной агент. Записки русского контрразведчика
Так поздно!
— Иди посмотри, кто это. Меня ни для кого нет дома. Кого там черти носят?
— Может, это ревизор из Варшавы? Люди говорят, нам лучше бежать отсюда, Иван!
— Открой дверь и впусти его, — приказал полковник. На бедняге лица не было, и — что уж совсем не пристало солдату — он дрожал.
Кухарка впустила мужчину лет тридцати — чисто выбритого, не очень высокого, но весьма привлекательного. Это был Арнольд Барт.
— Вы по какому делу? — спросила кухарка за дверью.
— У меня частное дело к господину полковнику. Я от Заллера.
Ага, Заллер — это ростовщик. Должно быть, он хочет получить свои пятьсот рублей. Выставить его вон? Срок уплаты истекает только через два месяца. Но, может быть, лучше с ним договориться? Да, так будет лучше. Это будет по-умному.
— Заходите, пожалуйста!
Арнольд Барт вошел в комнату. У него были отличные манеры. Он низко поклонился, как бы извиняясь за сам факт своего существования!
— Садитесь, герр Барт, и рассказывайте, что вас ко мне привело.
— Мы одни?
— Можете говорить свободно. Не желаете ли водки? Ваше здоровье! Сигару? Огня?
— Меня прислал к вам ваш друг господин Заллер. Он хочет вам помочь. Вы сможете кое-что заработать и рассчитаться с долгами. У меня есть замечательный план. Мы будем печатать почтовые открытки с изображением российских банкнот. Желтые — один рубль, зеленые — три, голубые — пять, красные — десять. Вы меня понимаете? Очень милая и оригинальная идея. Бумагу купим в Антверпене, печатные станки закажем в Губене, а клише нам даст Владимир Литвинович, наш хороший друг из Садовой, под Лембергом. Вы понимаете?
Понимал ли полковник? Когда так много поставлено на карту, раздумывать не приходится, и полковник согласился.
— Только как нам попасть к Литвиновичу? — спросил он. — Мне придется сначала обратиться в штаб, за разрешением на выезд за границу.
— Ах, мой дорогой полковник. Можно все устроить гораздо проще и незаметнее. У меня есть близкий друг, который живет в Ченстохове, немец, некий Генрих Баранек. Он с радостью одолжит вам на два-три дня свой паспорт. Вы, разумеется, поедете в штатском. С его паспортом мы съездим в Галицию и обратно безо всяких затруднений. Замечательно, что вы потомок немецких колонистов и так бегло говорите по-немецки.
Все шло по плану. Возможно, фон Штейн чувствовал себя не слишком уверенно, но, обдумав ситуацию, понял, что другого выхода нет! Кухарка требовала подарков, и он нуждался в деньгах, не только чтобы расплатиться с долгами. Деньги были ему нужны и на повседневные нужды, чтобы как-то пороскошнее жить в этом Богом забытом углу.
— В конце концов, два дня в поезде пройдут очень быстро, — пытался успокоить себя полковник. — Дельце будет обделано в два счета, и тогда я опять буду при деньгах.
В субботу новоявленные приятели отправились в Ченстохов, где, как и было условлено, Баранек одолжит Штейну свой паспорт. Полковник предъявил его на границе и был пропущен в Галицию без всяких вопросов. Он вздохнул свободнее. Конечно, ему пришлось понервничать. Если бы выяснилось, что выезжает он без разрешения и по подложным документам, тогда бы, мягко выражаясь, он оказался в неловком положении.
Едва они пересекли границу, как дверь открылась, в купе вошли четверо и спросили у Барта, куда он едет.
— В Садовую Вишню, — удивленно ответил тот.
— Случайно не к Владимиру Литвиновичу?
— Да, именно к нему!
— Он только что уехал в Вену. Вам лучше ехать туда, — сказал один из незнакомцев.
— Как вас зовут? — спросил второй.
— Арнольд Барт.
— А этот господин тоже едет к Литвиновичу?
— Позвольте, господа, представиться! Меня зовут Генрих Баранек! — сказал Штейн, решив заявить о себе прежде, чем будут ему заданы незнакомцами неприятные вопросы.
— Прекрасно! Герр Баранек, вы тоже поедете в Вену. Позвольте вам представить капитана Лера из Имперской… — И он пробормотал что-то неразборчивое.
Полковник фон Штейн побледнел. Бедняга постарел прямо на глазах.
«Неужели это ловушка? Чертов мошенник Барт!» — в сердцах выругался про себя Штейн.
Ему с огромным трудом пришлось взять себя в руки и промолчать. Наконец, собравшись с мыслями, он заявил, что идея поехать в Вену его вполне устраивает.
Четверо незнакомцев представились австрийскими офицерами. Всю дорогу они сидели с полковником в купе, не разрешая ему выйти в коридор, и заказывали для него все, что ему хотелось.
Вот и Вена!
Штейн вышел в окружении четырех человек. Барт, шедший чуть позади, шепотом давал полковнику торопливые наставления, что ему надо успокоиться, что все не так плохо, как кажется.
У вокзала их ждал автомобиль. Все шестеро сели в него — Штейн сзади, на почетном месте, Барт рядом с ним, четверо офицеров впереди, в качестве охраны. Автомобиль остановился у военного министерства. Фон Штейна провели в помещение на первом этаже. В просторном кабинете за большим письменным столом сидел полковник австрийской армии.
— Прошу садиться, полковник Штейн, — без всяких преамбул начал австриец. — Я слышал, вы собираетесь основать здесь предприятие по производству фальшивых денег? В этом нет никакой необходимости. Если вам так нужны деньги, может быть, мы сумеем кое о чем с вами договориться. Мы, разумеется, не потребуем от вас ничего противозаконного, ничего, что шло бы вразрез с вашим долгом солдата! Мы лишь попросим вас заполнить вот этот вопросник на русском языке. Ничего секретного там нет, но Австрия будет благодарна, если вы, как командир гарнизона в Раве, выскажете свое компетентное мнение по поводу интересующих нас вопросов…
Полковник фон Штейн пробежал глазами лежавшую перед ним бумагу и, не найдя в ней ничего такого, что заставило бы его раскрыть военную тайну, без колебания ответил на все вопросы, а австрийский полковник все тщательно записал. В конце беседы он достал из стола семьсот рублей и вручил их русскому, вежливо поблагодарив за информацию.
Два австрийских офицера проводили его к стоявшему наготове автомобилю, отвезли на вокзал и сопроводили его в купе первого класса до границы. Там они попрощались, дав возможность продолжить поездку полковнику Штейну до Равы в одиночестве.
Он до сих пор так толком и не понял, что же с ним произошло. Единственное, что он знал с какой-то долей определенности, было то, что теперь он сможет расплатиться с долгами и, сверх того, у него останется еще двести рублей. Поэтому, вернувшись к себе, он принял философское решение не думать об этом странном происшествии и наслаждаться жизнью, как и прежде.