Глеб Скороходов - Фаина Раневская. Фуфа Великолепная, или с юмором по жизни
«СЭВИДЖ» И «ДЯДЮШКИН СОН»
Когда я получил перевод от Ф. Г. перевод «Странной миссис Сэвидж» и прочел его, то перед тем, как вернуть пьесу Ф. Г., решил показать ее своим друзьям. Мы читали ее вслух с одним антрактом, не отрываясь.
Любопытными показались некоторые рассуждения автора. Например, это: весь мир — сумасшедший дом, но в настоящем сумасшедшем доме человеку лучше, чем в безумном мире. В психушке, по крайней мере, известно, с кем имеешь дело. В нормальном же мире никто никогда не знает, какие сюрпризы ему уготованы.
— Говорите, говорите все, что вы думаете о пьесе, — просила Ф. Г., едва я приехал на следующий день к Я рассказал о мнении друзей.
— А не скучно ли это будет смотреть? — забеспокоилась Ф. Г. — Поймет ли зритель? Не чересчур ли статична она?
Я пытался доказать обратное, а Ф. Г. рассмеялась:
— Вы добрый, вы меня утешаете! — и сказала уже серьезно: — Пять лет я добиваюсь постановки этой пьесы и до сих пор не знаю, пойдет ли когда-нибудь она. Я хотела бы сыграть эту роль. Мне кажется, что она у меня может получиться.
— Эта роль написана для вас, — сказал я. — Трудно представить в ней кого-нибудь другого.
Ф. Г. благодарно улыбнулась. Мы закурили. После глубокой затяжки она сказала:
— Вот в чем я вам хотела признаться: иногда я боюсь этой пьесы, боюсь этой роли — вдруг, я не смогу ее сыграть. Вы знаете (она перешла на полушепот), после «Дядюшкиного сна» Завадский сказал мне: «Фаина, вы плохо играете, вам надо отказаться от Марии Александровны».
— Он не прав, — сказал я.
— Нет, здесь дело в другом — его не заботила моя работа. Он в тот момент был занят другим. И вот я подумала: может быть, хватит, может быть, пора уйти из театра? Ну зачем мне такая жизнь: я сейчас ничего не играю, ни одной роли. Единственная связь с театром — это зарплата, которую мне привозят на дом. А что впереди? Снова спекулянтка из «Шторма». И ничего больше. На «Сэвидж» надежд никаких. Так для чего же мне театр? Я там ничего не делаю. И смогу ли еще сделать, не знаю…
Это не было случайным признанием. Я видел, в каком состоянии находится Раневская. История с «Дядюшкиным сном» травмировала ее. Мне нравилась Раневская в роли Марии Александровны. И если спектакль в целом не показался удачным (он был сумбурным, порой действие его почти останавливалось), если спектакль никак нельзя было назвать «шагом вперед», то участие в нем Раневской делало его событием.
К сожалению, «Дядюшкин сон» вскоре лишился этого козыря. Театр собирался на гастроли в Париж. Пьеса Достоевского отвечала рубрике «русская классика», и ее включили в гастрольную афишу.
Завадский вызвал Ф. Г.
— Фаина, хотел с вами посоветоваться. Как быть с Верой Петровной? — спросил он. — Марецкая — украшение нашего театра, а ей не с чем ехать во Францию!
— Ну, пусть она играет Марию Александровну, я откажусь от роли, — сказала Ф. Г.
— А как же Париж? — спросил Завадский.
— Я была в Париже. И не раз. Боюсь, что теперь он уже не для меня.
Больше в «Дядюшкином сне» Раневская не появлялась.
— У меня не получилась роль, — сказала она Юрию Александровичу, чтобы успокоить его. — Не волнуйтесь, больше я на нее не претендую.
Огромная работа оказалась перечеркнутой.
Потом, много времени спустя, я понял, в какое трудное время я застал Ф. Г. Она оказалась у разбитого корыта: ничего в театре, ни одного предложения в кино. Никаких перспектив.
В спектакле «Странная миссис Сэвидж»
Может быть, поэтому она ухватилась за предложение записаться на радио. Не знаю, удавалось ли во время наших встреч хоть немного развеять ее невеселое настроение. Она читала мне Зощенко — один, другой, пятый раз. Предложила записать рассказы Чехова. Потом неожиданно — стихи Саши Черного:
— Это же блестящая сатира! И поэзия настоящая, у нас мало известная — слушатели вам будут благодарны!
И хоть все это заменить театра не могло, Ф. Г. не раз повторяла как заклинание:
— Мне нужно работать. Нужно работать. Могу твердить это подобно чеховской Ирине. Справедливость этих слов понимаешь, только когда попадешь в мое положение. Почти безысходное. Признаюсь вам, хоть и подозрительно отношусь к откровениям. Самый тяжкий для меня теперь день — тот, в который мне домой привозят зарплату. Я уже не помню, когда была в последний раз в театре, получаю деньги, ничего там не делая. И это никак не радует. Напротив. Скоро я забуду запах кулис и свежевымытого пола сцены…
Ф. Г. все свои силы направила на «пробивание» новой пьесы. Той самой «Странной миссис Сэвидж».
Одна из приятельниц Ф. Г. — Елизавета Моисеевна Абдулова, вдова замечательного артиста, посоветовала ей оставить все хлопоты:
— Ну зачем вам это нужно? Новая роль, новые волнения?! Поберегите себя! Разве вы не заслужили отдыха? Вам как народной и лауреату дадут, конечно, персональную пенсию, и заживете себе припеваючи, без ненужных волнений.
А ей казалось: без новых волнений не будет ничего вообще, кончится все.
Когда «Сэвидж» уже шла на сцене, мы вспоминали это трудное время.
Да, я сумела выкарабкаться, — сказала Ф. Г. — Лиза ничего не поняла, кругозор обывателя ей не позволил. Она — неглупый человек, но этого мало. Иной раз встречаешь людей, к сожалению, нечасто, которые владеют ценным даром природы — умом сердца. Ум сердца позволяет все понять и почувствовать.
САМОЗВАНКА
Я застал Ф. Г. с альбомом в руках, куда она переписала роль миссис Сэвидж.
— Вы работаете?
— Постепенно привыкаю к роли. Я же никогда не учу текста. Читаю, думаю, жду, когда чужие слова станут моими.
Зазвонил телефон.
— Алло! Да, да. — Ф. Г. прикрыла микрофон и прошептала мне: — Возьмите скорее трубку!
Я подошел к параллельному аппарату.
— У меня уже есть перевод этой пьесы, и вы, товарищ Голышева, хорошо это знаете, — сказала Ф. Г.
— У вас не тот перевод. Я сделала лучше, — утверждал скрипучий голос.
— Но театр уже заключил договор с другой переводчицей, с Тамарой Блантер, и мы начинаем работу над пьесой.
— Это не имеет значения. Договор всегда можно расторгнуть. Я предлагаю вам товар самого высокого качества. Можете сами в этом убедиться: пошлите перевод Блантер и мой в экспертную комиссию. Вы увидите, какова будет оценка!
— Послушайте, уважаемая, — Ф. Г. начинала закипать. — Мне не нужна экспертиза. Неужели вы не понимаете, что речь о другом? Вы от меня случайно узнали о существовании этой пьесы, узнали, что мне разрешили ее играть, и сделали свой перевод. Но ведь разыскала пьесу Тамара Блантер!
