Наталья Решетовская - В споре со временем
Странная всё-таки вещь — война. Саня уезжал на фронт, а живёт в глубоком тылу. Учится, собирается писать «Шестой курс» — о студентах на войне. А мы, оставшись дома, узнали войну раньше него. Фронт — вот он, рядом, немногим более полусотни километров до него. И мы всё больше и больше начинаем это чувствовать. По ночам просыпаемся от страшного грохота наших зениток, слышим завывание немецких самолетов, удары от падающих бомб…
Всё чаще бомбёжки. Уже не только ночью, но и днём…
В одну из таких бомбёжек было разрушено крыло физмата университета, где тогда помещались наши лаборатории. Всё, что осталось от них, были два ключика, которые беспомощно болтались на пальцах у нашей старшей лаборантки Веры. Не стало ни нашего великолепного актового зала, ни библиотеки, ни многих лабораторий, ни… наших документов, которые мы, спускаясь в бомбоубежище, легкомысленно оставили в ящиках наших столов.
Разрушен дом на Чеховском, где мы снимали с мужем комнату. Нет ни здания школы, в которой я училась, ни моего музыкального училища…
И всё же это было не самым страшным. Маленькая бумажка «Эвакуационный лист», которую мы держим в руках, означает, что наш город… будет сдан врагу…
Мы уезжали ночью. Поднялась жуткая гроза. Едва проехали железнодорожный мост, как гудки возвестили о прибытии немецких самолетов. Поезд остановился. Зенитки били прямо возле нас, а через некоторое время мы увидели столб дыма и огня над Ростовом, опять, в районе Будённовского. Под Кущёвкой стояли 11 часов. Мы слышали разрывы бомб. Немец несколько раз разрушал путь. В Крыловской мы увидели гигантскую воронку и искалеченные вагоны санитарного поезда.
Говорят, что бомба попала в Ростовский железнодорожный мост после того, как мы его миновали.
Чем дальше отъезжали мы от нашего обречённого города, тем меньше давала себя чувствовать война. Что с теми будет, кто остался?..
В Кисловодске удивительно тихо, так красив кисловодский парк, такой чудесный аромат по всему городу… Просто не верилось, что где-то были бомбы, снаряды, пожары…
В Кисловодске мы с мамой жили в семье маминой сестры Е. К. Владимировой, моей тёти Жени. Муж её был в армии. Старшая дочь Таня, моя ровесница, работала врачом в госпитале. Младшая, Надюша, училась в школе.
Мы с мамой постепенно оживаем. Всё, что было, кажется бредом больного воображения.
В курзале давала спектакли труппа Новочеркасского театра. Мы посмотрели «Даму с камелиями», поплакали над горестной судьбой Маргариты…
А среди ночи с 4 на 5 августа мы были разбужены Таней, прибежавшей из госпиталя с дежурства. Мы едва понимаем, что это она такое говорит нам.Железнодорожная связь с Минводами прервана. Мы — отрезаны. Утром госпиталь эвакуируется. Идут пешком. С ней вместе можем эвакуироваться все мы.
У тёти Жени сомнений нет. Она и Надя пойдут вместе с Таней. Тая, её невестка, — тоже.
…А как быть нам с мамой? Какое-то мгновение я колеблюсь. Куда? Из Ростова мы знали, куда ехали. А теперь?.. В неизвестность? Без средств?.. Немцы могут и не прийти в Кисловодск. Ведь они вот-вот должны быть остановлены.
— Но ведь, оставшись, ты расстаёшься с Саней? — громко и возмущённо сказала мама. Её слова как бы отрезвили меня. Я вскочила и бросилась собирать то, с чего начинала и в Ростове: дорогие фотографии, Санины письма и стихи, особенно любимые мной его рассказы, свои дневники… Что поступила так — никогда не раскаивалась. Спасибо маме!
О том, что было потом, коротко повествует мой дневник. Это было моё первое пешее путешествие по Кавказу. Шоссе Пятигорск — Нальчик. Широкое, довольно прямое, без крутых подъёмов. Гор вблизи нет. Только утром во всей красе проступил вдали снеговой хребет. Я писала:
6 августа. Вышли пешком из Пятигорска вслед за подводами. Прошли за день 15 км. Тащить вещи безумно тяжело. Авария! На продуктовой телеге поломалось колесо. Стали сбрасывать вещи с других двух телег, чтоб на них переложить продукты. С трудом всунули наши вещи. После первой трудности у нас с Надей невиданная энергия. Вещи потеряли свою тяжесть. Ночью холодно, днём жарко. Привалы у ручьёв. Пьём воду, купаемся, даже голову моем. Несмотря ни на что, романтично.
7 августа. Постепенно одну за другой укладываем вещи на подводы, даже драгоценные рюкзаки.
34 км за день. Рано вышли — в 6-м часу, днём отдыхали.
8 августа. Чтобы не отстать, держимся за подводу. Отстав на шаг, с трудом невероятным догоняем.
Иду и вспоминаю сказку Андерсена «Русалка». Поздно вечером в Нальчике. Ночуем на улице…
Как выяснилось позже, примерно в то время Кирилл Симонян пришёл туда же прямо из Кисловодска через горный перевал Юцу. (Из Ростова он тоже уходил пешком.)
Из Нальчика ходят поезда…
А из Баку ходили пароходы. Только редко… И попасть на них было нелегко. А продукты кончались.
Хлеб мы ели так экономно, что не пропадало ничего. Высушив в мисочке набравшиеся крошки, мы потом разминали их, смешивали с сахаром, которого у нас ещё немного осталось, подливали воды — и готова была «сухарная каша». Плохо было только то, что те две ложки, которые доставались каждому, не могли насытить наши опустевшие желудки.
Однажды, когда в мисочке на солнце сушилась очередная порция хлебных крошек, к нашей группе на пристани подошёл какой-то представительный военный. Ей-богу, за всю жизнь я, вероятно, не видела у своей тёти Жени таких сияющих глаз. Это был Павел! Таин муж.
Оказалось, что воинская часть, в которой служил П. Владимиров, во время нашего отступления докатилась аж до Баку и Таю узнал… шофёр из этой части.
Радость — радостью. Но Павел оказался ещё для всех нас добрым гением. Больше мы не голодали.
На той же бакинской пристани я столкнулась как-то лицом к лицу с Милей Мазиным, однокурсником Сани. Миля, как и Саня, был ограниченно годным к военной службе. Он женился почти тогда же, когда и мы. Тоже преподавал математику в начале войны в деревне. И вот теперь он эвакуируется с женой и дочуркой, которой был всего год. Мы уехали раньше. О Миле я потом долго ничего не буду знать.
Всю нашу мучительную дорогу мне не даёт покоя мысль, где же Саня. Я пишу ему почти без надежды, что письма дойдут. Очередную весточку я послала мужу из Ташкента. Бумаги не было. Я написала её на бланке денежного телеграфного перевода:
«Дорогой мой!
Где ты?..
По всей вероятности, мы остановимся пока в Алма-Ате. Что дальше неизвестно. Живу надеждой, что ты меня разыщешь».
В ночь с 6 на 7 сентября мы приехали в Алма-Ату. Ночь провели в привокзальном садике под дождём. Днём нашли квартиру и занялись поисками работы.
