Анри Труайя - Иван Тургенев
Тургенев любил играть с маленькой Варей, к которой относился как к своей младшей сестре. Однако по-настоящему его интересовали другие вещи. Робкого, стеснительного молодого человека привлекали к себе крестьяне. Он с интересом посматривал в лорнет на сельских девушек. Одна из них – Авдотья Иванова – стала его любовницей. Нежная блондинка, белошвейка Варвары Петровны, не помнила себя от счастья, заметив знаки внимания молодого барина. Узнав об их связи, Варвара Петровна выгнала Авдотью из Спасского. Несмотря на гнев матери, Тургенев увез девушку и поселил ее в маленькой квартирке в Москве. В апреле у Авдотьи родилась дочь, которую при крещении назвали Пелагеей.
Взволнованный Тургенев сообщил Варваре Петровне и попросил снисхождения к матери и ребенку. «Ты странный, – отвечала ему мать, – я не вижу греха ни с твоей, ни с ее стороны. Это простое физическое влечение».
Получив таким образом прощение высшей инстанции, Тургенев целиком отдался новому увлечению. С Татьяной – одной из сестер Михаила Бакунина – он встретился в усадьбе Бакуниных Премухино, куда приехал в гости. Татьяне было двадцать семь лет, она была прекрасно образована и мечтала о деятельной жизни. Воспитанная на романтической литературе, страстно любившая Новалиса и Рихтера, увлекавшаяся Гегелем и Фихте, она представляла свое будущее ярким, романтическим. Брат был ее кумиром. Красивый, восторженный, блестяще образованный. Они были близки друг другу. Тургенев для Татьяны стал тем мужчиной, которым хотелось восхищаться, верить ему. У него был благородный вид – высокий рост, правильные черты лица, задумчивые глаза, густые темно-русые волосы. Он был безупречно одет в изысканного цвета жилет и узкие панталоны со штрипкой. Он был таким блестящим рассказчиком! Восхищенная Татьяна сказала себе, что Господь послал на ее пути гения. Тургеневу льстил ее интерес. Он рассматривал свое отражение в ее глазах и нравился себе. А Татьяна не была красива. С длинного лица с грубыми чертами смотрели большие грустные глаза. Но как противиться влюбленным требовательным взглядам? Их разговоры становились все более задушевными. Сближение, которого Тургенев поначалу так желал, вдруг испугало его. Поиграв нежными словами, он удивился пожару, который сам разжег. Рядом с пылкой девушкой он должен был признать, что не создан для сильных чувств. Его естественное состояние – нерешительность, умеренность, не приводящая ни к чему игра. Вихрь чувств почти захватил его, однако он отступил, дабы сохранить свое спокойствие. Он постарался объяснить Татьяне, что их отношения будут идеальными, если не зайдут дальше бесед. Она была жестоко обманута. Он решился тотчас объясниться в письме: «Мы так разошлись и так чужды стали друг другу, что я не знаю, поймете ли Вы причину, заставившую меня взять перо в руки… Вы можете, пожалуй, подумать, что я пишу Вам из приличия. <<…>> И чувствую, что я не навсегда расстаюсь с Вами… Я Вас увижу опять… моя добрая, прекрасная сестра. <<…>> Я никогда ни одной женщины не любил более Вас – хотя не люблю и Вас полной и прочной любовью. <<…>> Вы одна меня поймете: для Вас одной я хотел бы быть поэтом, для Вас, с которой моя душа каким-то невыразимо чудным образом связана. <<…>> О, если б я мог хоть раз пойти с Вами весенним утром вдвоем по длинной, длинной липовой аллее – держать Вашу руку в руках моих и чувствовать, как наши души сливаются и все чужое, все больное исчезает, все коварное тает – и навек». (Письмо от 20 марта 1842 года.)
Несмотря на эти пылкие уверения, она тотчас поняла, что наскучила ему. Несколько месяцев спустя их отношениям суждено будет возобновиться. Татьяна попросила Тургенева дать Михаилу, задолжавшему в Берлине своему немецкому издателю, тысячу рублей, которые со временем будут выплачены из доходов с поместья брата. Просьба пришлась не ко времени. У Тургенева не было денег, а просить у матери он не мог. Он выполнил ее с большим опозданием, сопроводив отправление довольно холодным письмом. Это оскорбило Татьяну. Она написала, что не может понять «его холодного презрительного тона». Он не счел нужным ответить. Любовь заканчивалась ссорой. Тургенев почти сожалел, что посвятил Татьяне стихотворение «Дай мне руку, пойдем мы в поле». Литературное вдохновение его в это время было на взлете. Он легко пишет стихи и публикует их в «Отечественных записках», подписывая «Т.Л.»[6], работает над одноактной драмой «Искушение Святого Антония». В 1843 году за той же подписью «Т.Л.» выходит отдельным изданием поэма «Параша». Это было изящное, живое и вместе с тем грустное произведение, которое напоминало поэмы Пушкина и Лермонтова. Русская деревня, влюбленная в первый раз девушка, герой, похожий на Евгения Онегина, свадьба и в завершение этого триумфа банальностей – «насмешливый бес». Ничего нового, однако талант рассказчика, верный выбор деталей, гармоничный музыкальный стиль не вызывали сомнений. Критик Белинский, познакомившийся к этому времени с Тургеневым, отозвался лестно о «Параше» в статье, опубликованной в «Отечественных записках». Он отметил «верную наблюдательность, глубокую мысль, выхваченную из тайника русской жизни, изящную и тонкую иронию, под которой скрывается столько чувства».
Другие критики встретили Тургенева сдержанно, даже холодно. Однако мнение Белинского взяло верх. Тургенев видел себя знаменитым. Мать, прочитав «Парашу», была растрогана до слез: «Не читала я критики, но в „Отечественных записках“ разбор справедлив и многое прекрасно… Я – кухарка Вольтера – не умею выразить. Но – согласна, что то, что было похвалено в „Отечественных записках“ – все справедливо… Сейчас подают мне землянику. Мы деревенские все материальное любим. Итак, твоя „Параша“ – твой рассказ, твоя поэма – пахнет земляникой». (Письмо от 25 июня 1843 года.)
Теперь Тургенев жил в Петербурге у брата Николая, офицера столичного полка, который разорвал отношения с матерью, женившись на немке Анне Шварц, дочери слуги Варвары Петровны. По примеру мятежного брата Тургеневу также захотелось независимости и свободы. Он успешно сдал устные экзамены по философии и писал сочинение для сдачи магистерских экзаменов. Он хотел стать преподавателем философии в Московском университете. Однако вскоре передумал, не завершив начатой работы. По правде говоря, карьера не интересовала его. Его вполне устраивали полученные знания и праздная жизнь. «Ты не хочешь служить, – упрекала его мать. – Бог с тобой, не служи, живи покойно, где хочешь, как хочешь. Ты любишь писать, гулять, стрелять, путешествовать. Кто тебе мешает? Живи зиму в Петербурге, веселись, будь в театре. Весной поедем в деревню. Лето проведем в вояжах. Осень – охоться. Дай нам жить около себя». И еще: «Пиши с Богом, удачно – будешь продолжать; надоест – бросишь. И концы в воду. Твое назначение другое, других услуг ждет от тебя отечество». (Письмо от 19 июня 1843 года.) Она хотела, чтобы сын служил. Без особого желания, следуя ее требованиям, он добился места в Министерстве внутренних дел в отделе этнографа Даля.
