Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя
Как и полагается в армии, нас поселили в старые деревянные бараки так называемого войскового приёмника, в которых мы томительно ждали своего часа для прохождения лётной комиссии. По своей наивности я думал, что заключение медицинской комиссии военкомата — последний вердикт, необходимый для поступления в училище. Но оказалось, медицинские термины ещё долго преследовали нас, почти до тех пор, пока мы наконец не увидели самолёт.
И потянулись трудовые будни войскового приёмника. Поступающие кандидаты были разделены на взводы и роты. Нам были представлены младшие командиры из сержантов и солдат, которые учили нас азам армейского порядка. Ходили мы ещё в разношёрстной одежде, но уже плавно вступали в новую жизнь, а это чёткий, отлаженный подъём, передвижение только строем, дружный коллективный приём пищи…
В детстве я страдал гастритом и ещё чем-то подобным, и мама всегда старалась кормить меня специальной едой, лёгкой для желудка. Здесь же с самых первых шагов я столкнулся с тяжёлой, промеренно калорийной пищей советского воина. Завтрак: каша, кусок сала, чай. Обед: щи из квашеной капусты с куском сала, каша (как правило, ячневая или перловая) и что-то похожее на компот или кисель. Примерно таким же был и ужин: очередная каша с куском сала, которое я просто не переносил ни в сыром, ни в жареном виде, а тем более — в отварном…
У меня сразу же начались какие-то перебои в организме. Во-первых, я не наедался. Во-вторых, эта пища стояла у меня колом в горле и вызывала отвращение. Со временем, используя скудные дензнаки, которые у меня имелись, я стал наведываться в буфет и покупать там всё, что продавалось, а именно: лимонад и пряники по 9 копеек. Были они покрепче кирпича, но всё же вносили хоть какое-то разнообразие в рацион питания войскового приёмника.
Маме о своём житье-бытье я писал мало. А когда писал, расхваливал всё направо и налево: какая прекрасная еда, какая замечательная природа и бесподобные условия проживания. Хотя, естественно, впервые очутившись в казарме, я тяжело переживал незнакомый мне ещё вчера армейский быт. И было бы ещё невыносимее, если бы не спорт…
Вернусь немного назад… В те времена, о которых я писал раньше, мы перепробовали, наверное, все виды спорта без исключения. Единственное, что не вызывало у меня особого энтузиазма, так это тяжёлая атлетика. Но где-то к десятому классу я посмотрел на себя в зеркало и мне стало грустно. В тот момент как раз начали проникать к нам американские фильмы с накачанными парнями, играющими античных воинов: «Спартак», «Клеопатра»… И тогда игра с железом, дающая такие впечатляющие и рельефные результаты, привлекла меня и моих друзей. А моего друга Володю Болистова заприметил один из тренеров и пригласил заниматься тяжёлой атлетикой. У мальчишек чувство стадности развито неимоверно. И после рассказов Володи о том, какие там крепкие парни, я тоже пошёл заниматься в эту секцию. И где-то уже через полгода дошёл до третьего разряда — результат, кто знает, довольно неплохой.
Но самое главное состояло не в этом. А в том, что там, в ЦСКА, я соприкоснулся с такими штангистами, как Власов, Ломакин, Стогов. Сейчас мало кто из молодёжи помнит эти имена, а люди старшего поколения знают, что это были настоящие мастодонты штанги. А Юрий Власов вообще считался символом мощи русского духа и плоти в мировом масштабе! Наши тренировки проходили в ЦСКА, где царил совершенно особый дух. Спортивные «звёзды» никогда не относились пренебрежительно к младшим своим одноклубникам. Мы были в одной из самых младших групп (9-10 классы), и тем не менее большие мастера могли вместе с нами поиграть в тот же баскетбол. Пусть ради шутки, пусть всего 3-5 минут, но представьте, сколько это приносило радости и счастья новичкам клуба — ведь раньше они могли видеть своих кумиров только с 50-го ряда спортивной арены Лужников.
Всё это мне очень пригодилось на первых армейских порах. Уже в приёмнике начался поиск спортсменов для различных соревнований. Я, как вы уже знаете, неплохо играл в футбол. Меня тут же приметили, и буквально недели через три я уже играл за сборную училища, хотя в него ещё не поступил.
Моя первая игра прошла довольно неплохо. Я хорош был в технике, но мужской выносливости пока ещё не хватало. Напомню, что мне было чуть больше 17 лет, а рядом на поле бегали самые настоящие мужики — 23-25 лет. Конечно, они были мощнее и, несмотря на мою техническую подготовленность, обходили меня, что называется, на поворотах. Для меня это стало предметным уроком, и я принялся в свободное время улучшать свои физические кондиции.
Кстати, армия в этом смысле дала значительный толчок моему физическому развитию. Взять ту же зарядку, которую я ненавидел, как ненавидел и ежедневные трёхкилометровые кроссы в сапогах — после них долго ныла надкостница… Но нелюбимая зарядка свою роль сыграла, постепенно привив мне неплохую выносливость, а ведь именно она, выносливость, всегда была моим слабым местом на поле. Так что спасибо зарядке!
5. РОМАНТИКА ПРИЁМНИКА
Все обитатели войскового приёмника казались мне великовозрастными. Средний возраст его контингента составлял 20–21 год (21 год был крайним сроком приёма в училище; в исключительных случаях принимали до 23 лет). И, конечно, с позиций выпускника 10-го класса это были просто солидные мужчины. К 50-ти, скажем, годам разница в 2–3 года фактически не чувствуется, но когда тебе 17, а твоему соседу по казарме 23, она ощущается очень и очень. И хотя я был поднакачан, но… рост — 171, вес — 69… Короче, данные не ахти какие.
Но не это главное. Люди, которые меня окружали, обладали гораздо большим жизненным опытом. В том числе и в вопросах любви. Большинство из них уже познали любовь не только в её книжном варианте. Мой же любовный опыт ограничивался подростковыми вечеринками, которые заканчивались невинными объятиями и поцелуями…
Кроме того, в обиход моих соказарменников входило обязательное курение, выпивка, игры в карты, другие азартные развлечения. И со всем этим мне пришлось столкнуться лицом к лицу. Но спортивные навыки давали о себе знать — я никогда не был «мальчиком для битья». И если даже физически я не выглядел внушительно, это ещё не означало, что я не мог постоять за себя. Помимо всего прочего, я был москвичом и неплохо играл в футбол, а это в глазах молодых искателей лётного счастья прибавляло мне авторитета. Обо всём этом я пишу, чтобы читатели лучше поняли быт и настроения, царившие в лётных, да и вообще военных училищах того времени.
Честно говоря, сама обстановка приёмника училища действовала на меня крайне угнетающе. Первая романтика улетучилась довольно быстро. Во-первых, я понял, что попал не в истребительное, а в бомбардировочное училище. Во-вторых, увидел, каким образом шло установление железных армейских порядков. В прежней, штатской жизни я мог, иногда даже не без удовольствия, подчиняться кому-то, особенно старшим, но не их физической силе, а силе их убеждений. Здесь же я видел только неприкрытый диктат власти и силы, далеко не всегда обладавший той моральной убедительностью, которая должна исходить от начальников.
