Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография - Юдин Андрей Андреевич

Кроме музыкально-информационного кайфа, «пласты» доставляли еще и огромное эстетическое удовольствие. Здесь имело значение всё — качество бумаги, сочность красок, даже запах самой пластинки. Чижу нравилось ощущать в руках плотный импортный картон, рассматривать фотографии музыкантов. (До этого он видел только кустарные фотокарточки The Beatles у приятеля брата Вадика Леоновича: «Я подолгу разглядывал их, а потом робко просил: “Можно я возьму домой и перерисую через копирку?..”»)

Над ребусами, которые придумывали дизайнеры-оформители, приходилось поломать голову. Например, на обложке «цеппелиновского» альбома «Physical Graffity» был изображен одиноко стоящий дом. Почему? Какое он имел отношение к названию? Какую идею выражал?.. А десятки неопознанных лиц на обложке битловского «Sgt Pepper’s Lonely Hearts Club Band» вообще могли свести с ума кого угодно...

На этом фоне конверты «Мелодии» выглядели как бедные родственники: грубая бумага, скверная полиграфия (смазанные фото в синюшных и розовых тонах), практически полное отсутствие картинок. Первые цветные обложки появились в СССР только в середине 1970-х на тех же лицензионных альбомах. Советская молодежь решала проблему оформления творчески: конверты для любимых пластинок клеились и рисовались самостоятельно. Парни предпочитали «гитарно-алкогольно-сигаретную» тематику, а барышни — символику т. н. «девичьих альбомов», с сердечками, ангелочками, стрелочками и надписями вроде «Ночью и днем только о нем».

Но даже самые красочные фотографии с «пластов» не могли заменить живого рок-концерта. Лицезреть своих кумиров (хотя бы на белом экране) изредка удавалось только жителям столичных городов. В 1975 году в московском кинотеатре «Звездный» в рамках Недели британских фильмов показали мультфильм «Yellow Submarine», где битлы были представлены в виде анимационных персонажей. Как только в динамиках, перекрывая битловскую музыку, раздался голос переводчика, весь зал возмущенно засвистел: «Заткнись, идиот! Не мешай слушать!..»

Годом позже в Ленинград, на выставку детской книги, гости из Англии привезли фильм «Music». В числе прочих там был 10-минутный сюжет, как в студии на Эбби-роуд битлы записывают «Hey, Jude». Фильм крутили на кинопроекторе раз в день, и каждый раз в павильон всеми правдами и неправдами проникали пронюхавшие об этом питерские битломаны... В провинции о таком счастье могли только мечтать.

— Помню, батя смотрел телик, шла передача «Международная панорама», — рассказывает Чиж. — Показывали какой-то сюжет из мира капитализма, и вдруг я услышал знакомые звуки — Deep Purple, «Speed King». Я вбежал в комнату: ну, думаю, сейчас увижу!.. А там мелькнула секунды три какая-то рожа волосатая, не знаю даже, кто это был. Но у меня заряд радости остался на всю неделю...

1975–1976: Друзья брата

«Наверное, самое сильное впечатление детства, да и вообще всей последующей жизни, — вспоминал Чиж, — когда я впервые взял в руки электрическую гитару. Их тогда было две-три штуки на весь Дзержинск, и просто взять ее подержать в руках — это было ощущение, сопоставимое с оргазмом».

На самом деле электрогитар в Дзержинске 1970-х было значительно больше. Если не считать советских «аэлит» и «уралов», которые имелись почти в каждой школе, в городе было немало дорогих, профессиональных инструментов. На них играли взрослые, серьезные музыканты. Самые авангардные создали группу «Скоморохи» [9], которая принципиально не выступала в ресторанах.

Брат Чижа был из тусовки попроще. Его группа больше тяготела к советской эстраде, имела духовую секцию и называла себя «вокально-инструментальным оркестром». Таким же эклектичным был репертуар: выступая на публике, они могли сыграть гитарный фрагмент Джими Хендрикса, сразу после него — «Свадьбу» из репертуара эстрадника Муслима Магомаева, а затем врезать инструментальный кусок из Blood, Sweat & Tears или спеть «Can’t Find My Way Home» Эрика Клэптона, слава о котором и о группе Cream уже докатилась до Дзержинска.

В те годы «ВИО» репетировал во Дворце культуры химиков (внутри это был действительно дворец — ковры, картины, хрустальные люстры), обслуживал все здешние танцы-свадьбы и пользовался нездоровой популярностью среди горожанок. Чиж, которому исполнилось 14 лет, постоянно околачивался возле брата на репетициях. Если кто-то из музыкантов не приходил, он мгновенно его подменял: «Нет ударника? Давай, садись за барабаны. Бас-гитара? Хорошо, бери». Так он все инструменты осваивал. Крутился, слушал, врубался во все.

С точки зрения техники игры, это был период знакомства Чижа с электрозвуком. Оказалось, что он не просто громче, чем на простой «деревянной» гитаре, — он качественно другой. На акустике можно было «лепить мимо» сколько хочешь, никто и не заметит, а в электричестве вся «грязь» вылезала сразу. Чтобы добиться правильного звукоизвлечения, нужно было привыкнуть к медиатору — кусочку пластика, которым касались струн.

Впервые Чиграковы-bros сыграли вместе на свадьбе, исполнив «Синий лес» Александра Градского (одну из первых в СССР рок-песен на русском языке). Следующим этапом стала танцплощадка, где Чижу доверили исполнить на гэдээровской гитаре «Musima de Lux 25» мелодию из «Крестного отца». От волнения пару-тройку раз он сильно сфальшивил и услышал от друзей брата совет: «Если облажался, преподай свою лажу так, чтоб она казалась тонко задуманной импровизацией».

— Это касалось музыки, — говорит Чиж, — но потом оказалось, что и к жизни имеет самое непосредственное отношение...

Девять лет — особенно в подростковом возрасте — разрыв колоссальный. Но свои отношения с братом и его тусовкой Чиж называет «нормальными, пацанскими». «Вовка и его друзья были хиппаны, в хорошем смысле этого слова, — вспоминал он. — И так случилось, что я с детства просто пропитался этими идеями. И до сих пор я чувствую, что у меня и в музыке происходит такой настрой, как я себе представляю, который был среди молодежи где-нибудь у них во времена Вудстока. Мир, дружба, любовь».

Впрочем, «хиппаны» были для Дзержинска достаточно условным понятием. Настоящим «flower’s generation», пресловутой «системой», были «продвинутые» дети больших городов — таких как Москва, Ленинград или Рига. Ведь, даже чтобы хипповать «по правилам», надо было эти правила знать. Андрей Макаревич, вспоминая нашествие хиппанского духа в начале 1970-х, рассказывал о статье «Хождение в Хиппляндию», появившейся в журнале «Вокруг света»: «Это был рассказ, как репортер ходит по Сан-Франциско с одним несчастным американским отцом, который ищет среди хиппи свою дочь. Во время этих хождений журналист встречается с разными хиппи, и те излагают ему свою программу. Мы не только читали и перечитывали ту статью, но и выписывали из нее цитаты».

Копировать внешнюю сторону хиппанства было не так уж и сложно — вскоре на улицах советских городов появились волосатые люди с ленточками-«хайратниками», холщовыми сумками и плетеными феньками, в бусах и клешах с вышивкой. Соответствовать философии хиппи оказалось куда трудней. «Для истинных хиппи главным было находиться там, где им хотелось, и делать то, что приносит кайф. Остальное не имело значения», — вспоминал джазовый саксофонист Алексей Козлов, столкнувшийся в 1970-х с нравами московских «детей цветов».