Галина Сафонова-Пирус - Родники моих смыслов
Ну да, вот:
«…принимали участие карачевские и комарицкие охочие люди, – с Иваном ходили 200 карачевских и трубчевских охочих людей… наиболее крупный штат состоял из дворцовых крестьян Комарицкой волости и Карачевского уезда, и обычно ратная служба была без жалования, только «за добычу», захваченную в походе, – скот, лошади, коровы, рухлядь – да еще за полон, который, правда, было «даром имать не велено».
Так что «ратная служба была без жалования, только «за добычу», стало быть грабить и брать в полон государство поощряло, и посему возьму с сайта вот этот эпизод из войны, – пожалуй, он самый красноречивый:
«В конце ноября 29-го числа 1632 года севским воеводой к Трубчевскому рубежу были направлен отряд, задачей которого было «обереганье» западных границ, а также «промысел» над литовскими людьми, – готовился самый настоящий погром над ними.
И вот через день появился литовский отряд числом 200 человек и водворился в деревне Дубровке (в 40 верстах от Карачева). Тут же из Карачева выдвинулся крупный отряд местных дворян, детей боярских и беломестных казаков атамана Ильи Горячкина и 3 декабря, в первую неделю Филиппова поста («Филиппова говейна»), литовский отряд занял и село Брасово, деревню Сныткино. Встревоженные близостью врага к своим поместьям, карачевцы Осип Бакшеев и братья Веревкины Горностай и Семен выступили ратью в 700 человек, подошли беломестные казаки карачевского атамана Ильи Горячкина да еще в тот же день на сакме (дороге) они встретились с охочими людьми севского подьячего Григория Ферапонтова, тем самым отряд пополнился еще на 500 человек. На совете Ферапонтов был избран «головой», после чего карачевцы и севчане двинулись в сторону Трубчевска, и на помощь им выступил севский стрелецкий полк со стрельцами и казаками, которые везли с собой 2 пищали полковые, 5 пудов зелья, 3 пуда свинца т 50 ядер. Трубчевск был осажден «и севчане с карачевцами городским сидельцам многую тесноту учинили и воду отняли», ибо московским начальным людям стоило больших трудов удержать комарицких и карачевских охочих людей от грабежа.»
Да уж ясное дело, раз воевали «обычно без жалования, только «за добычу», то как же было не грабить? И не удивительно, что «стоило больших трудов удержать» служилых от этого.
«Но неожиданно в только что перешедший в руки московских служилых Трубчевск просочился слух о том, что даже урядник Трубчевска Богдан Красковский был ограблен братьями Бакшеевыми с комарицкими и карачевскими охочими людьми, – отобрали, мол, у него рыжего аргамака и «всякую збрую», Семену Веревкину «с братиею» досталась телега со всяким скарбом и рухлядью, и даже в плен взяли пахолков42 Красковского, после чего с награбленным добром упомянутые «молодчики» бежали.
Оправдываясь, Григорий Бакшеев и Семен Веревкин сказали на допрашивании, что Красковского не трогали вовсе, что ложный извет43 на них был составлен от Андрея Зиновьева, брянского головы, также участвовавшего в осаде города и что тот написал извет по зависти, – сам, мол, желал прихватить в Трубчевске меда, соли и рыбы, – а Красковского же на посаде пограбили комарицкие мужики, Григорий же Бакшеев с Семеном Веревкиным, прибежавшие на шум, остановили комарицких мужиков и вернули награбленное Богдану Красковскому. После этого у Григория Бакшеева с бывшим трубчевским урядником произошла справедливая «мена» – за рыжего мерина он дал трех лошадей и две шубы. Правда, на этом совместные боевые действия севчан и карачевцов на Северщине не закончились – позже этот отряд был переброшен под черкасский город Борзну «промышлять сколько милосердый Бог помощи подаст».
Разборки при грабежах ратных людей семнадцатого века почему-то вызывают улыбку. Но почему? Может, потому, что моё, отстранённое, восприятие тех событий, кажется весьма невинным (раз поощрялось государством!) и поэтому не столь жестоким в сравнении с современной историей, – годами последней войны, когда… А, впрочем, не буду о безмерной жестокости прошлого века… да и двадцать первого – тоже, лучше опять – туда, в семнадцатый, мне ТАМ интересней.
«А в декабре 1633 года Трубчевск, в штурме которого также участвовал охочий люд из карачевских ратников головы Семена Веревкина, был взят и головою города стал Григорий Бакшеев. Разгул ратных людей, охочих до наживы, приобрел угрожающие масштабы: брянскому голове Андрею Зиновьеву поступали жалобы от литовских людей Трубчевска «чтоб от грабежа комарицких мужиков и карачевских казаков унимал», ибо добыча в завоеванном городе являлась камнем преткновения у ратных людей были попытки отобрать что-либо даже у соотечественников. Так, в челобитной крестьян всех четырех станов волости была жалоба на брянских дворян и детей боярских, грабивших их «по дарогам.».
Но по случаю взятия Трубчевска, ко двору государя Михаила Федоровича с сеунчем44 направили карачевских Горностая Веревкина и атамана Илью Горячкина. По словам служилых, доставивших государю сеунч, Веревкину за два ранения в «трубчевскую осаду» были назначены деньги «на лечьбу», некоторые поляки, гайдуки и прочие литовские люди пожелали целовать крест Михаилу Федоровичу, а с отказавшимися присягнуть Москве поступили благосклонно – разрешили уйти в Литву».
По современным понятиям, разве не гуманный поступок государя по отношению к иноземцам, постоянно досаждавшим России?
«В 1633 году воевода Федор Тимофеевич Пушкин велел в четырех станах Комарицкой волости «биричем45 кликать не по один день» и обратился с воззванием, что если все желающие «охочие крестьянишки и всякие неписьменные охочие гулящие люди похотят служить и со всеми прочими в полку быть на службе, шли в полк государю служить и в литовскою землю ходить воевать..
И уже в декабре воевода направил охочих людей с головами под Борзну «для промыслу над городом». В селе Полошкове «на Спаском поли» сошлись они с путивльскими и рыльскими ратными людьми и объединенным отрядом Борзна была взята, московитам достался артиллерийский наряд и знамена, взяты языки, а большой и малый остроги села и деревни округи были сожжены.
Потом северский отряд, в котором были и карачевские беломестные казаки, выступил в Севск и близ Спасского поля путивльские дворяне, дети боярские и верстанные46 казаки «боем» стали отнимать у них полуторную пушку, прочие трофеи «и с пищалей… почели стрелять». Было убито несколько охочих людей и как утверждали комаричане, путивльцы ограбили их «завидоючи».
«Завидоючи»… Даже в самом звучании этого слова слышится коварство, а уж по смыслу какое живучее! Сколько ж несчастий, крови пролилось от зависти! И сколько еще прольётся.
А тогда злоключения охочих людей не закончились.
«Подходя к Борзне верст за 50, комаричане оставили („пометали“) свои запасы, сани и коней на Спасском поле „на станех“, а путивльцы опять „поработали“: запасы и кони были увезены, охочих людей, стороживших все это добро, переранили, „а иных до смерти побили“, так что комаричане и карачевцы возвращались в Севск пешими».
Почти вижу: вот они, мои далёкие предки-воины, ограбленные и лишённые коней, – стрельцы, пушкари, копейщики, – в высоких шапках из сукна и длиннополых красных, желтых, голубых кафтанах, похожих на шинели, устало бредут по уже припорошенной снегом сакме47 с тяжёлыми копьями на плечах, мушкетами, пищалями и упорами для них… Ох, не скоро еще увидят они крепостные сооружения, обнесённый земляными волами с башнями и рядами частокола, с родными церквами и домами, в которых ждут их жёны и дети, которых тоже надо охранять, иначе…
«7 марта 1634 года карачевский стрелецкий и казачий голова Григорий Афонов с отрядом охочих людей, который включал стародубских детей боярских, а также карачевских беломестных казаков (всего 160 человек) ходил «для промыслу над литовскими людьми», проникшими в Комарицкую волость. В двадцати верстах от Севска отряд погромил находящихся там черкас, а 16 марта служилые люди доставили захваченных языков в Карачев и от них удалось узнать, что под Севском стоят «жолнеры (польские ратники), гайдуки (по простому – разбойники), подымовные48 люди и волохи (румыны)».
А 23 марта в Карачев прибежали люди Камарицкого головы Ивана Колошинского и рассказли, что в Сомовской волости хозяйничают литовцы и «крестьян многих посекли», и что Иван Колошинский был вынужден с боями отступать к Карачеву, но черкасы49 идут по пятам и вот-вот будут под городскими стенами. Тогда Григорий Афонов начал поспешно укреплять город, расписывать по башням служилых людей и в ночь с 23 на 24 марта «за четыре часа до света» неприятель взял город в плотное кольцо. С большим трудом карачевцы и комаричане отразили вражеский приступ и им даже достались 15 человек языков, а позже литовские люди были выбиты с посада, который те всё же успели поджечь и поспешно уйти «тою же сакмою». Тем временем польское войско, несколько дней пытавшееся взять приступом город Севск, тоже ушло по Карачевской дороге в Комарицкую волость, где стало «табурами», так как накануне у поляков и черкас была рада, на которой последние пожелали уйти «в свою землю», куда, по слухам, пришел сам «турской» (турецкий) султан.
