Андрей Марчуков - От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945
Поверь, читатель, что быть «коренным» ездовым первого орудия полка нелегко. От его транспортабельности зависит успех передвижения и дислокации всего полка. Движущей энергией для лошадей являлись овёс и сено, по 4 и 8 килограммов на голову соответственно. О воде уже не упоминаю, её нужно было «находить». Так случилось, что меня – крестьянина, агронома, также рослого (186 см) и физически развитого солдата – назначили быть коренным ездовым 1-го орудия 1-го взвода 1-й батареи 1-го дивизиона полка. Видать, командование на это обстоятельство обращало внимание.
Словом, если полк выезжал на занятия, моё орудие всегда шло во главе колонны, было первым. Мои лошади были самыми крупными в полку. Они поэтому и были коренными. Вторым и третьим «выносами» были лошади меньших габаритов, но также из числа тяжеловозов.
Подседельного коня звали «Злой», хотя он был самым мирным, тихим, понимающим обстановку, «сговорчивым» в самой трудной обстановке. Это был огромный, самый большой в полку конь. Одного пайка корма ему не хватало, поэтому у него развилась болезнь: «захватывание» («заглатывание») воздуха, чтобы хоть кое-как, кое-чем заполнять огромный желудок. Делал он это мастерски: зацеплял нижние зубы за какой-либо предмет, обычно за привязь, и при открытом рте вдыхал воздух, издавая при этом звук глубокого вздоха. Сочувствовали ему все: совали в рот сухари, куски сахара, а то и траву, ветки деревьев и кустов.
Его напарницей была кобыла «Искра», чуть поменьше ростом, так же как и «Злой», вороная. Такое имя она получила за крутой нрав, вспыльчивость при каждой удручающей её команде. Но, как и напарник её, «Искра» также была «сговорчива», особенно перед раздачей кормов. Получив свою порцию овса, она издавала какой-то крик, означающий «уходи», «не мешай», «исчезни»! «Злой» же и в этой обстановке оставался мирным, тихим, послушным[15].
«Снять рукавицы! взять щётки, скребницы!» Как чистили лошадейУход за лошадьми заключался в кормёжке три раза в день, утренней выводке на чистку щётками и скребницами, уборке навоза и периодической «мойке» (тёплой водой с мылом, как в бане).
Наличие перхоти в гривах и хвостах не допускалось, как исключалось и загрязнение ствола винтовки, пушки или пистолета. Для проверки чистоты лошадей периодически устраивались «выводки». К ним мы готовились, как к смотру боевого оружия: чистили, мыли всё тело лошади, обращая особое внимание на хвосты и гривы, состояние копыт и подков, упряжи, седла.
В дни «выводок» выбирали удобные площадки, занимали места согласно номерам орудий: первое, второе, третье, по взводам, батареям, дивизионам. Комиссия во главе с ветеринарным врачом, сопровождаемая командирами, двигалась от первого орудия до последнего. Строй лошадей был так же безупречен, как строй солдат. Впереди каждой пары лошадей стоял их «хозяин», держа их под уздечками: слева подседельного, справа – его напарника или кобылу. При подходе комиссии к ездовому он называл себя и клички управляемых им лошадей. Ветврач доставал из своего кармана носовой платок, белый, отутюженный, и с его помощью проверял чистоту лошадей.
Впоследствии ездовые узнавали об оценке чистоты их лошадей на «выводке» из приказа. За образцовый уход получали благодарности, поощрения, за плохой уход – выговор, наряд вне очереди, лишение права на временные увольнения. Но, как правило, неряшливых ездовых среди нас не было. Даже при сильных морозах умудрялись устраивать для лошадей настоящие бани: в бочках от горюче-смазочных материалов грели воду, с помощью берёзовых веников, ветоши, тряпок отмывали тела лошадей до «идеальной» чистоты. Ухаживали за ними так, как орудийный расчёт за своим орудием, как каждый военнослужащий за своим личным пистолетом.
Я любил своих лошадей, и они эту любовь чувствовали. Всегда для них находились кусок сахара, сухаря. Кормил я их вволю, поил чистой питьевой водой, чистил ежедневно, замывал хвосты и гривы (до войны) раза два в месяц. За бережное отношение к лошадям командир моего взвода лейтенант Сирченко иногда разрешал мне верхом на «Злом» съездить на ближайшую железнодорожную станцию за папиросами.
…Лошади – что люди: понимают друг друга и ездовых и делают всё для общей пользы. Особенно «умными» становятся лошади при неудачах во время дислокаций, а ещё «умнее» бывают в боевой обстановке. Неслучайно первым другом человека, после собаки, считается конь. В одной из украинских народных песен говорится:
Сабля, люлька – то дружина,
Конык сывый – то мий брат.
Сердечное отношение к лошади окупается её верной службой. Мне удалось выхлопотать у командования для «Злого» второй паёк (по причине моего роста и как старшему ездовому 1-го орудия зимой 1940 года командование полка назначило второй паёк и мне). Разумеется, часть его доставалась и «Искре». За это они «научились» выполнять команды при смене подков или ввинчивании в подковы шипов (это было необходимо в случае холмистого рельефа или скалистой местности). При команде: «Правую переднюю» или «Левую заднюю» конь «Злой» через какую-то долю секунды или сразу же поднимал ту или другую ногу. За это он получал кусочек сахара или сухаря. То же было при обращении к кобыле, хотя и не всегда. Гордость самки соблюдала!
И теперь, в мирные дни, проезжая мимо кафедры коневодства Сельскохозяйственной академии имени К.А. Тимирязева (ТСХА), перед зданием которой установлены скульптуры коня и кобылы, вижу, что архитектор и скульптор знают повадки самцов и самок и верно отразили их: конь стоит на постаменте мирно, а кобыла прижала уши, недовольна, как будто хочет кого-то укусить. Глядя на эту пару отлитых из чугуна лошадей, вспоминаю своих «Злого» и «Искру», их судьбу.
ВойнаНедели за полторы-две до начала Великой Отечественной войны у «Злого» и «Искры» родился жеребёнок. Мы назвали новорождённого «Академиком» – в честь прозвища, присвоенного первой батарее. Наша батарея была учебной, курсантской. Процентов на 75 состояла в основном из солдат с высшим образованием – «переростков», получивших отсрочку от службы из-за учёбы в институте и призванных в армию после окончания вузов (агрономы, учителя и др.), и на 25 % – из выпускников школ-десятилеток. Мы призывались на один год, чтобы научиться стрелять из пушек. За год нам должны были присвоить воинские звания «младший лейтенант» или «лейтенант» (в зависимости от успеваемости) и использовать в качестве командиров взводов, батарей. А полк состоял из призывников 1921 года рождения, из солдат со средним образованием и меньше (были и с образованием 4–7 классов). Поэтому нас и прозвали «академиками», тем более что среди нас были и «старики» вроде меня, лет на 5–6 старше призывного возраста.
«Академик» был всеми любим – как был любим матросами корабельный пёс без хвоста по кличке «Куцый», описанный в известном одноимённом рассказе Константина Михайловича Станюковича. Жеребёнок напоминал всем героя этого рассказа. Каждый стремился угостить жеребёнка сахаром, сухарём, а то и фруктами.
Но вот наступил роковой рассвет 22 июня 1941 года. Я хорошо помню это утро. Воскресенье. Тихо вокруг. Поют птицы. И преждевременный: «Подъём!» Затем: «Боевая тревога!» «Выходи строиться!» «Равняйсь!» «Смирно!» «Вольно!». Выступает комиссар батареи старший политрук Кривоконь:
– Война с Германией! Фашисты напали внезапно. Бомбили Киев, Минск, Одессу. Наша задача: выехать в район государственной границы, занять рубеж. Ни шагу назад! Враг будет разбит. Победа будет за нами!
Что это: правда? Или очередная «ложная» боевая тревога для очередных военных занятий, практиковавшихся в мирные дни, к чему все уже привыкли? Выдают новые каски, новые противогазы. Лица у командиров строгие, суровые. Видать, правда, что началась война. Все – по местам. Ездовые – на конюшню. Задали лошадям овёс, сено. Поить приказано в пути. Не терять времени. Вперёд, к государственной границе!
В этой неожиданной суматохе затерялся где-то «Академик». В упряжке стоят «Злой» и «Искра», а жеребёнка не видно. «Вперёд, не до, Академика“. Обойдёмся!» – командует сержант. Все по местам. Надо трогаться из орудийного парка (что в городе Лахденпохья) в путь к государственной границе, а полк стоит на месте, так как моя подруга «Искра» оказалась без своего чада – жеребёнка. Довелось бежать на конюшню, разыскивать виновника. Тот спокойно дремал на конюшне, забившись в угол за кормушками. Я на руках доставил его к матери. Вот здесь и пригодилась физическая сила, накопленная от двух пайков.
Кобыла-мать, покормив «Академика», послушно тронулась в путь. За ней вперёд двинулся полк…
До государственной границы было километров двадцать, но для лесистой, скалистой местности – это порядочно. К тому же впереди где-то должен был встретиться источник: требовалась остановка на завтрак и водопой для лошадей.
«Академик» – «Куцый»Этот эпизод подсказал начальству мысль – избавиться от жеребёнка. Орудие было первым в полку, поэтому малейшая его задержка задерживала весь полк. А жеребёнок тормозил движение: в пути «Академик» не раз забирался между лошадей и орудий, мешая артполку двигаться вперёд.
