Сергей Давыдов - Тюрьмерика
Таков план, а пока Тони душевые кабинки моет, еду раздает, но не унывает, скоро… скоро отсюда в обычную тюрьму… еще чуть-чуть, срок свой он уже знает, вину признал, договор подписал, еще пять лет и всё – свободен. А сколько планов на воле, сколько возможностей, только отпустите, про кокаин забыл, буду честно жить – мечтает Тони – честно пре-честно… буду медитировать, муху не обижу, только отпустите.
Еще один долгожитель этого зала – Ларри, шестьдесят три года, белый, хромой, лысый, злой, доктор биологических наук, в прошлом профессор, а сейчас – педофил. Но говорит, что не виноват, недоразумение, скоро разберутся и выпустят. Федералы предложили подписать соглашение о виновности и отсидеть пять лет, но Ларри твердит что не виноват и подписывать ничего не собирается. Он полтора года тут, а раньше еще два года в бразильской тюрьме отсидел. Там они по восемь человек в клетке, на полу спали, крысы через вентиляцию в гости наведывались, на тараканов и клопов уж и внимания не обращали.
Ларри преподавал биологию в университете Рио де Жанейро, был женат на красавице аспирантке с круглой задницей, карими глазами, волнистыми каштановыми волосами, нежными чувственными губами и мягкими ласковыми руками… об остальном он умалчивает, иначе – слезы… сморщится, прикроет лицо ладонью, зашмыгает носом, отворачивается и ковыляет к себе в клетку.
Его посадили за детское порно, но профессор утверждает, что там была сетка учебных компьютеров по всему факультету, инфа передавалась и путешествовала между машинами, почему именно его арестовали? Всё отобрали, на одних лишь адвокатов триста тыщ ушло, жена испарилась как бразильский дым, все его забыли, только сестра осталась, она ему и помогает.
Ларри в калеку превратился от страданий, а ведь бодрячком еще недавно был. Теперь же, из-за стресса ноги отказывают, на костылях ходит, жалкое зрелище – доктор наук, бывший Дон Жуан, ковыляющий с заплаканным лицом.
Тут мексиканская диета: фасоль да рис каждый день. Напитки: порошковая химия. У кого есть деньги, заказывают жрачку в тюремном шопе, там ассортимент заправки, но взаперти все это кажется деликатесом: чипсы, конфеты, кола, консервы, печенье, сахар, китайская лапша.
Адвокат на мои звонки не отвечает, а марок выслать письмо пока нету. Как просто вопросы со связью решались на воле: емэйл, звонки, соцсети… а здесь ничего не остается, лишь ждать.
Полно времени на размышления: как много лишнего было в жизни… надо было все отбрасывать, весь тот мусор, что крутился словно сателлиты вокруг нас… Как мало нужно на самом деле… я бы сейчас отказался от многого что волновало меня раньше… оставил бы только самое главное: жить с радостью в душе, работать чуть-чуть для самого необходимого, крыша над головой, еда на столе.
Редко с кем общаюсь, иногда спускаюсь в зал, но в основном сижу в клетке. Внизу, за столами, очень много педофилов и как-то стремно в их компании находиться. Это не уличные хулиганы или мелкие продавцы наркоты, а интеллигентного вида белые мужчины от сорока до шестидесяти лет. И им почти по столько же предстоит сидеть в тюрьме.
Написал начальству, чтоб перевели в другой блок, но ответа не последовало. Напишу и адвокату об этом. Но пока терпимо. Bunky6 тихий, примет свои таблетки и спать.
Тут два раза в день вызывают на прием медикаментов… я так посмотрел на очередь, процентов сорок принимают антидепрессанты и снотворное. А потом спят по шестнадцать часов, только на жрачку выползают.
Сокамерника моего закрыли в карцер, так что я впервые один в камере. Давно я не чувствовал такой кайф от уединения… смотрел в окно, на весеннюю красоту, на облака над лесом, и вдруг радость внезапно просочилась в сердце… ниоткуда, из ничего… восторг такой, что слезы навернулись на глаза.
– 13 —
Недолго я побалдел один, ровно сутки. Подселили чернокожего. Тоней зовут. Пятьдесят пять лет, гангстерский походняк, красные кроссовки, повязка черная на голове как у бедуина.
«Сижу тихо на парковке, в своей машине, никого не трогаю – рассказывает Тоней – а рядом, на асфальте, пистолет валяется. Я так посматриваю на него, но жду и оглядываюсь… это и копы могли подкинуть, чтобы я подобрал… они же за мной следят… я ведь раньше сидел, на меня досье пять ящиков… они даже цвет моего говна знают. Сижу… ничего не делаю… музычку так тихо включил… у меня классные саббуферы в багажнике… но я негромко, так чтоб только я слышал… сижу… курю… хотел и косячок скрутить, но пока не буду… мало ли, щас может и приедут лягавые… у меня нюх на них есть… я их постоянно в заднее зеркало вижу… смотрю в зеркало… а-а… вон он пидор, едет и номера мои пробивает… никак не оставят нас нигеров в покое, всех хотят пересадить.
Так я сидел там около получасика где-то… на часы не смотрел… не помню… у меня память неважная… Сижу, оглядываюсь… никого нет, только гомик один с собачкой, с белым пуделем гуляет, и так на меня косится… А надо сказать что у меня БМВ черный, нафаршированный… диски, цацки… блестит, даже перламутр ему дал сверху, на солнце переливается, это чтоб негритянок привлекать, они на блестящее бегут… я у кузена своего запчасти покупаю… иногда на крэк меняю… у него гараж… он там ворованные тачки разбирает… Он тоже сидел лет двадцать, но щас дома, передышка от тюрьмы… мастерскую открыл… а что еще делать… нам же везде суки «белые» двери позакрывали… Не в обиду, ты белый, но ты русский… это как бы не совсем белый… ты ведь тоже копов ненавидишь?
– Ну, после чего меня посреди хайвэя тормознули ни с того ни с сего, все отобрали и в тюрьму, то – да… смешанные чувства к блюстителям порядка.
– Ну вот, я знаю… по глазам вижу что не любишь копов… а кто их любит… только они друг друга любят, пидарасы… Так вот, я сижу и подумываю как выйти из машины и так легонько толкнуть ногой пистолет… ну так, как будто прогуливаюсь и вроде задел случайно… ударил ногой… Я в этих же красных кроссовках был… это «Майкл Джордан», триста баксов пара.
– Триста баксов за эти штиблеты?
Тоней так посмотрел на меня, обмерил взглядом, даже какая-то презрительность сверкнула в глазах, и мне стало почему-то неудобно, оттого что не разбираюсь в кроссовках.
– Да это я их купил за триста, потому что с трупа сняли, а так они три тыщи стоят. Вы же там в России, в чем ходите? В сапогах, наверное… хорошей обуви и не видели… а я могу сейчас эти ботинки продать за тысячу… нет, за полторы… – он наклонился, сдул невидимую пылинку с них и о чем-то задумался… – Так… о чем я говорил? – он почесал башку, снял тряпицу, осмотрел ее, завязал обратно.
– О кроссовках… о цене…
– А-а… да-да… Это еще дешево я их купил… их можно и за тысячу продать… может даже и за две. Ты знаешь, у нас на районе нигера одного замочили за кроссовки. Пристрелили, сняли обувь и до свидания… ничего больше взяли, только кроссовки… Раньше такого не было… ну стреляли друг друга, конечно… но чтобы за кроссовки… – он мотнул головой, будто отогнал грустное воспоминание… – Итак… подхожу я, оглядываюсь… никого нет, только гомик мелькнул в кустах… он в таких коротких шортиках был и в розовой маечке в обтяжку… Я подхожу так, будто прогуливаюсь, даже присвистываю… и ногой – хлоп эту пушку… а я ведь раньше футболом занимался… я так и ударил, сзади… прием такой есть… и оно пошло-пошло юзом по асфальту и прям у дверей моего БМВ остановилось… будто даже просится внутрь…
Отлично, думаю, это хороший знак… настроение поднялось… подхожу, посматриваю по сторонам, напеваю Стиви Уандера… «I just called to say I love you…»7 Помнишь?
Конечно помню, заелась в сознании… Стиви Уандер в очках, мотает дредами8 у рояля…
– Вот-вот, – и Тоней просвистел мелодию… – Итак… наклоняюсь я, будто шнурки на кроссах завязываю… я специально когда шел на один конец шнурка наступил, чтобы он развязался… наклоняюсь, а сам смотрю… смотрю… никто из кустов не наблюдает? А не удивлюсь… тут же везде слежка… у меня вон заправка возле дома… ну не совсем возле дома, за угол надо зайти… так я там насчитал шестнадцать видеокамер на потолке! Может еще были спрятанные в коробках или в плюшевых игрушках, но на виду висели шестнадцать штук! Это на маленькой заправке. Я спрашиваю клерка… индуса в чалме… такой же черный как и я, может даже темнее… говорю ему: шестнадцать камер насчитал босс… зачем?
Он так посмотрел на меня… ухмыльнулся… выдержал паузу, и указывает черным пальцем на стенку с фотографиями… А там нигеры с чипсами и пивом в двери выбегают. Целое панно фоток, коллекция. «Вот почему шестнадцать камер, – говорит, – потому что вы воруете. У нас в Индии такого нет, я у себя дома двери открытые оставлял, и вообще я там доктором работал, а тут… – он презрительно обвел взглядом помещение… – а тут приходится этим заниматься… в вашей Америке…» – и поправляет пистолет под пиджаком, чтобы я видел.
