Лемми Килмистер - Motörhead. На автопилоте
– Кто там?
– Это я, – говорю я, – э-э, Лемми из северного Уэльса.
– Кто-кто?
– Джон Лорд узнает меня. Он дал мне этот адрес.
– Ох, голубчик, он на гастролях в Дании!
Почему я не предвидел такую возможность? Молодой был и безмозглый – вот почему.
– Ах вот что, – сказал я.
Она смотрит на меня. Я смотрю на нее.
– Э-э… – сказал я. Молчание становилось все более неловким.
И тогда она – вот кто был настоящей звездой в ту ночь – произнесла слова, за которые я ей вечно буду благодарен:
– Ну ладно, неважно, ты можешь поспать на диване, а утром видно будет.
В нашем дивном новом мире такое редко услышишь!
Проснувшись, я первым делом увидел Рона Вуда с тремя приятелями – он склонился надо мной и говорит:
– Эй, ты что делаешь на мамином диване, а?
Значит, эта старушка была миссис Вуд, мать Рона и Арта, а Джон жил у них. Вот так совпадение! Вечером я попал на концерт The Birds, а потом отправился в Санбери-на-Темзе, но об этом позже.
В то время главной группой были The Beatles – тут и спорить не о чем. Они были лучшей группой в мире. Ничего подобного больше никогда не будет, и чтобы понять мои слова, надо было видеть это своими глазами. Теперешняя молодежь думает, что The Beatles были просто группой, но это не так. Они были всемирным феноменом. Из-за The Beatles все изменились – даже политики. Лондонская газета Daily Mirror каждый день посвящала целую полосу их делам. Только представьте себе: газета, которую читают по всей стране, каждый день посвящает целую полосу какой-то рок-группе! У них была настоящая слава, и это еще мало сказано.
The Beatles совершили революцию в рок-н-ролле и еще в том, как можно выглядеть и одеваться. Теперь это смешно, но для своего времени у них были очень длинные волосы. Я помню, как поразился: «Ого! Как у парня могут быть такие длинные волосы?» На самом деле они просто зачесывали волосы вперед, а сзади они свисали чуть-чуть ниже воротника. А у всех тогда были коки. Пока не пришли The Beatles, были только «утиные хвосты» и Элвис.
Мне повезло: я слышал их живьем в начале их карьеры в клубе Cavern в Ливерпуле. Они были очень веселые, они пели, одновременно поедая сырные роллы, и много хохмили. У них было умопомрачительное чувство юмора. Они вполне могли бы стать комической труппой. И у них были диковинные гитары, мы таких никогда не видели. У Джона был Rickenbacker, а у Пола бас-гитара в форме скрипки. У нас у всех были «стратокастеры», это был предел мечтаний, «гибсонов» ни у кого не было. А Джордж, Бог его прости, играл, кажется, на гитаре Höfner Futurama. Потом у него были «гретчи». У всех просто челюсти поотвисали. Такие необычные парни – с длинными волосами и необычными гитарами, и они щеголяли без пиджаков – просто рубашки и галстуки! Все остальные носили жуткие строгие костюмы и задыхались в этих ужасных итальянских пиджаках с десятью пуговицами. Эти парни стали откровением.
А еще The Beatles были жесткими ребятами. Брайан Эпстайн отмыл и причесал их для широкой публики, но они уж точно не были неженками. Они же из Ливерпуля, а это как Гамбург в Германии или Норфолк в штате Виргиния – суровый город портовых рабочих и матросов: не так посмотришь, и тебя изметелят в хлам. Ринго вообще из Дингла, а это район не лучше Бронкса. The Rolling Stones – маменькины сынки, студенты из пригородов Лондона. Конечно, они потом помыкались в Лондоне, но это нарочно, для репутации. Роллинги мне тоже нравились, но им было далеко до The Beatles – до их юмора, оригинальности, до их песен и манеры подавать себя. У роллингов только и было, что Мик Джаггер, пляшущий по сцене. И, конечно же, Stones записывали прекрасные пластинки, но живьем они были дерьмо, а The Beatles были крутые.
Помню один их концерт в Cavern. Как раз тогда Брайан Эпстайн стал их менеджером. Все в Ливерпуле знали, что Эпстайн гей, и кто-то из публики выкрикнул: «Джон Леннон пидор!» А Джон – он всегда выступал без очков – положил гитару и спустился в толпу: «Кто это сказал?» Парень отвечает: «Это я, мать твою». Джон подходит к нему и ХЕРАК! – делает ему «ливерпульский поцелуй»: головой в рожу, причем еще и дважды! Тот так и осел на пол, в каше из крови, соплей и собственных зубов. Джон поднялся на сцену.
– Еще кто-нибудь? – спросил он. Тишина. – Отлично. Следующая песня – Some Other Guy.
The Beatles проложили путь всем группам из своих мест. Это было как в Сиэтле в начале девяностых – пришли рекорд-лейблы и подписали все, что шевелится. Фирма Oriole Records устроила прослушивание в одном танцевальном зале, оно длилось целых три дня. Они поставили какой-то аппарат, семьдесят групп сыграли по одной песне, и чуть ли не половина этих групп получила контракты.
Эпстайн работал и с другими составами, не только с The Beatles. Почти все его подопечные чего-то добились, но некоторым не повезло – например, группе The Big Three. На басу у них был Джонни Густафсон, который потом играл в группах Quatermass, Andromeda и The Merseybeats[12]. Гитаристом в The Big Three был великолепный Брайан Гриффитс по прозвищу Грифф, он играл на старой потрепанной гитаре Höfner Colorama – ужасный инструмент, гриф толщиной с бревно, но играл он просто невероятно. Пел у них барабанщик, Джонни Хатчинсон, а это тогда было неслыханное дело – поющий барабанщик? Ничего себе! Это была отличная ритм-энд-блюзовая группа, но музыкальный бизнес их кастрировал. Они выпустили сингл и гордились им, но успеха он не имел, и тогда им пришлось записать два номера Митча Мюррея – автора целой кучи сиропных поп-песенок (например, он сочинил How Do You Do It? для Gerry and the Pacemakers). Но эти синглы тоже провалились, и Эпстайн отказался с ними работать. Жаль, это была отличная группа.
Пожалуй, можно сказать, что все эти группы были моим «кругом», мы принадлежали к одному поколению (хотя они были на пару лет старше меня). И конечно, все это время я тоже играл в группах. Вы, наверное, уже ждете, когда я об этом расскажу. Я начал играть в любительских группах еще в Уэльсе – все как обычно, но собрать группу в то время было непросто. Например, было практически невозможно обзавестись нормальным аппаратом. Басистом в твоей группе становился тот, у кого была своя бас-гитара, а хороший ли он музыкант – дело десятое. А уж если у чувака был усилитель, в который могли воткнуться все, место в группе было ему обеспечено. Уровень был самый примитивный. Мне повезло, что у меня была моя гитара Höfner Club 50. Я нашел ее в музыкальном магазине Уэгстеффа в Лландидно. Старику Уэгстеффу было, наверное, сто семь лет. Хороший мужик. Он заправлял магазином по старинке и разрешал начинающим музыкантам покупать инструменты в рассрочку, как бы в надежде на будущий успех: дашь ему пару фунтов, и потом он тебя не дергал. Неудивительно, что он в конце концов прогорел. Потом магазин достался его сыну, и тот его немедленно продал! Кажется, на его месте открылся магазин женского белья.
Я решил стать гитарным героем, насмотревшись телешоу Oh Boy (возможно, лучшей рок-программы всех времен) и 6–5 Special (эта была похуже). В Уэльсе было мало музыкантов. Если ты слышал, что у кого-то в дальней деревне есть гитара, ты ехал туда послушать его. Я познакомился с Молдуином Хьюзом в Конуи, когда жил там, – он был барабанщиком (во всяком случае, владельцем ударной установки!). Он играл в стиле танцевальных групп – щетками, и еще у него была тарелка с заклепками, но тогда он мне подходил. Третьим участником нашей группы стал его приятель Дейв (фамилию я не помню, но в прошлом году он приходил на концерт Motörhead!), хороший гитарист, но ужасный в общении. У него были зеленые зубы, и рядом все время отирался его папаша, неудачливый комик, работавший в забегаловках, который постоянно сыпал дебильными шутками. А Дейву эти шутки казались очень смешными, и, если его старика не было поблизости, он сам их пересказывал. Сперва мы назвали свою группу The Sundowners, потом сменили название на The DeeJays.
Впервые я выступил перед публикой в Лландидно, это была кафешка в каком-то подвале. Моим звездным моментом было спеть Travelin’ Man, песню Рики Нельсона, который, кстати говоря, был прекрасным певцом и красавцем, каких мало. В остальном наша программа состояла из инструменталок из репертуара The Shadows, The Ventures, Дуэйна Эдди и так далее. В то же время я играл с парнем по имени Темпи. Это был выдающийся человек, он давал мне мастер-классы по сарказму, и с ним было нелегко иметь дело. Он играл на бас-гитаре, то есть он действительно на ней играл, и с ним вместе мы часа на полтора объединились с гитаристом Тюдором, угрюмым парнем, жившим по соседству. Но из-за саркастических насмешек Темпи, моих дружеских наездов и хрупкого эго Тюдора наше сотрудничество предсказуемо ограничилось одной репетицией, хотя играли мы прекрасно. Только представьте себе, что из этого могло получиться, раз я до сих пор, спустя сорок лет, помню эту единственную репетицию. Это предприятие как-то само собой сошло на нет, так что вернемся к The DeeJays!
У нас появился певец по имени Брайан Гроувс, темноволосый сердцеед, немного похожий на Джонни Джентла, если вы такого помните[13]. И, наконец, к нам присоединился басист Джон, рослый парень, которого выгодно отличало от всех прочих то, что у него была бас-гитара Fender и усилитель, – его можно было бы назвать Биллом Уайменом Северного Уэльса. Господи, подумали мы, вот он – долгожданный успех! Но, как ни странно, успех к нам так и не пришел. Мы много играли на танцевальных вечерах на фабриках, на свадьбах и так далее, а потом я начал беспокоиться: было очевидно, что это еще не успех. Потом из группы стали уходить музыканты, и в конце концов мы с Дейвом остались в группе вдвоем, и некоторое время мы играли инструменталы в две гитары. На этом закончилась история The DeeJays. Я присоединился к другой местной группе, The Sapphires, но у них был ужасный гитарист, которого я терпеть не мог, – надутый, как индюк. В общем, в Уэльсе у меня было всего два варианта, эта группа или фабрика Hotpoint; неудивительно, что я уехал.
