Селеста Альбаре - Господин Пруст
Впрочем, г-н Пруст считал ее слишком капризной и даже немного сумасбродной, подобно князю Антуану.
— Однажды она сказала мне: «Марсельчик, только у нас с вами и есть ум. Посмотрите, как мы похожи, особенно если я подниму волосы».
Он изобразил движения ее рук и звук голоса:
— Да, у нее была поэзия не только слов, но и жестов.
Г-н Пруст продолжал видеться с ней у общих знакомых, как и с ее сестрой, княгиней де Шимэ, чей ум и утонченность он ценил ничуть не меньше.
Он сохранял хорошие отношения с Фредериком де Мадразо, удачливым дилетантом и близким приятелем Рейнальдо Ана — злые языки говорили, будто у «Коко», как все называли Мадразо, было с ним что-то там «такое». Но об этом г-н Пруст мне никогда ничего не говорил. Они познакомились еще в ранней молодости в салоне г-жи Лемер, той самой, которая писала розы в не меньшем количестве, чем их создал сам Господь Бог. «Коко» увлекался не только музыкой, но и живописью. Однако куда больше г-н Пруст ценил его понимание картин. Вместе с ним и Рейнальдо Аном он еще молодым поехал в Венецию. У него остались восторженные воспоминания об этой поездке. По его словам, за два-три года, начиная с 1900-го или 1901-го, он сделал для себя три открытия, сильнейшим образом повлиявшие на его мировосприятие: узнал английского писателя Рёскина, увидел средневековые соборы — прежде всего Амьенский — и проникся Венецией с ее живописью. Он был искренне благодарен Мадразо, который открыл для него этот город. У г-на Пруста еще оставались внутренние порывы, он очень часто говорил мне:
— Вот увидите, Селеста, когда я напишу в своей книге слово «конец», непременно повезу вас в Венецию, а потом мы поедем к ангелу Амьенского собора и непременно в Шартр...
И еще картины Вермеера, но они пришли позднее.
Кроме того, у Мадразо было очень любящее сердце. Беспокоясь о здоровье г-на Пруста, он из уважения к его работе, чтобы не обеспокоить, приходил справиться о делах по черной лестнице, когда точно знал, что застанет меня на кухне. Мы разговаривали минуту-другую, и он уходил, прося передать привет г-ну Прусту. Как и князь Эммануэль, он тоже трагически погиб, но позднее. Г-н Пруст рассказывал мне, что у него был очень красивый особняк на бульваре Бертье. К сожалению, он совершенно разорился, До последнего су, и к тому же был тяжело болен. И однажды его нашли утонувшим в ванне. Так и не удалось узнать, что это было: несчастный случай, инфаркт или самоубийство. Г-н Пруст тогда очень огорчался и подолгу разговаривал об этом с Рейнальдо Аном и со мной.
Из всех знакомых всегда принимали, когда бы ни пришел, Рейнальдо Ана, если, конечно, г-н Пруст уже проснулся и произвел свое окуривание. Явившись слишком рано, он спрашивал, как дела, и удалялся. Но обычно приходил довольно поздно, когда мог быть уверен, что увидится с г-ном Прустом. И только его одного я никогда не провожала — он буквально убегал со всех ног, после чего г-н Пруст спрашивал:
— Дорогая Селеста, а хорошо ли Рейнальдо закрыл дверь?
Дело в том, что двери надо было плотно закрывать от сквозняков, а он почти всегда оставлял их открытыми. И как только он уходил, я все проверяла. По этому поводу, чтобы оправдать его, г-н Пруст рассказал мне историю об одном ученом, Анри Пуанкаре. Как-то раз Пуанкаре остановился на набережной Межиссери полюбоваться птицами, которых там продают в специальных лавочках; но голова у него все время была занята какими-то вычислениями, и он пошел дальше, взяв по рассеянности клетку с птицами; торговка с криками побежала за ним, и ему пришлось извиняться, тем более что он и не собирался покупать себе птиц. Я ответила на это:
— Ах, сударь, этот Анри Пуанкаре, может, был знаменитым ученым, а Рейнальдо просто хочет казаться важной персоной.
Но на самом деле г-н Пруст вполне здраво оценивал его.
— Дорогая Селеста, вы слишком жестоки к нему. Ведь он так мил!
— Как жаль, что он не остался просто певцом, а захотел еще сам сочинять музыку. Когда я с ним познакомился у г-жи Лемер, он был неподражаем. Его наперебой приглашали во все салоны и платили приличные гонорары. Как-нибудь я попрошу его спеть для вас «Дайте сердцу крылья». Как он исполнял это! Неподражаемо! Беда в том, что теперь он захотел стать Сен-Сансом. Послушали бы вы его, когда он вместе со своей матерью приходил к матушке!..
Ведь связь была еще и между обеими матерями, а кузина Рейнальдо, Мари Нордлинже, открыла для г-на Пруста книги Рёскина. Но по окончании войны и особенно после успеха его второй книги «Под сенью девушек в цвету», у них наметилось некоторое отдаление, а со стороны Рейнальдо появилась даже какая-то язвительность. Г-н Пруст говорил:
— Прежде мы были очень близки. Ездили любоваться большими приливами на мысе Раз, не говоря уже о Венеции; одно лето провели у г-жи Лемер в замке Рейвелон. У нас были общие взгляды и уважение друг к другу. Потом наступила война. Рейнальдо взяли в армию, и, хотя он сохранил все свои связи, ему стало казаться, что я обхожу его, а он остается где-то в стороне. И знаете, Селеста, как это ни смешно, Рейнальдо завидовал мне. Я чувствовал это, когда он приезжал с фронта в отпуск. Да, завидовал, потому что в литературных кругах говорили о моих книгах, а он прозябал среди вялых похвал. Он даже говорил мне: «Куда ни пойдешь, только и разговоров, что о вас и вашей книге». Как это странно!
Однажды после визита Рейнальдо Ана г-н Пруст позвал меня:
— Дорогая Селеста, мне очень грустно. Я спросил у Рейнальдо, почему он так давно не приходил, быть может, он чем-то недоволен? Знаете, что он ответил?.. «Марсельчик, у меня нет ни ваших денег, ни вашего успеха. Для вас все доступно. Но теперь за все надо платить, а у меня с этим затруднения». У него был очень несчастный вид. Я сказал ему: «Рейнальдик, я могу снабдить вас деньгами». — «Речь не об этом, Марсель. Мне не нужны ваши деньги. Я должен зарабатывать их сам. Поэтому у меня и нет времени навещать вас». Слушая все это, я не мог не вспомнить о его прежних песнях.
Г-н Пруст в большей степени огорчился за самого Рейнальдо, чем из-за той зависти и недоброжелательности, которые были в его словах. И как он радовался уже незадолго до своей смерти, узнав об успехе одной из композиций, сочиненной Рейнальдо. Это была музыка к знаменитой оперетте «Сибулетта» на слова Робера де Флера и Франсиса де Круассе, зятя одной из старых знакомых г-на Пруста, графини де Шевинье. Однако настоящий успех «Сибулетты» в театре «Варьете» пришел уже после смерти г-на Пруста. Но тогда ее поставили еще и на юге, где она получила теплый прием. Я так и вижу, как г-н Пруст откладывает газету или письмо с этим известием и говорит мне с сияющей улыбкой:
