Николай Кочин - Кулибин
Самая большая и ценная часть кулибинского наследства находится в архиве Академии. Бумаги эти бережно хранятся, приведены в порядок. Все кулибинские документы названы в описи № 1 фонда 296. Автор этих строк пользуется случаем выразить благодарность сотрудникам архива в лице его директора Г. А. Князева за их советы и внимательное к нему отношение во время его работы в архиве.
Советские ученые много сделали для прояснения творчества нашего отечественного гения. Особенно большая заслуга в обнародовании новых документов, в их комментировании или в популяризации творчества Кулибина принадлежит: Н. К. Дормидонтову, В. А. Гофману, академику В. В. Данилевскому, Д. И. Каргину, Б. А. Малькевичу, В. Н. Пипунырову, М. И. Радовскому, И. А. Ростовцеву, В. В. Якубовскому, М. Н. Раскину, академику И. И. Артоболевскому. Но работа предстоит еще очень большая. Можно без преувеличения сказать, что работа эта только начинается. Не все еще архивы полностью обследованы и изучены, не все рукописи найдены, не все кулибинские раритеты, сохранившиеся до сих пор, отысканы. Кулибинское наследство ждет своих энтузиастов. И совсем ничего не сделано нами в советское время в области кулибинской иконографии.
Иконографию И. П. Кулибина в 70-х годах добросовестно обследовал и изучил И. Ремезов. Вот что удалось ему установить:
«Портретов Кулибина очень много, но из них оригинальных едва ли наберется более пяти; все остальные представляют в различной степени удачные и неудачные копии. По происхождению от того или другого оригинала и по способам исполнения все эти портреты подразделяются на следующие группы:
1. Учитель рисования нижегородской гимназии Веденецкий в последний год жизни Кулибина написал с него, как говорится, весьма схожий портрет, на котором механик-самоучка представлен сидящим у стола, с циркулем в руке, перед своими изобретениями: телескопом, яйцеобразными часами и проч. Из копий, снятых с портрета работы Веденецкого, известны следующие:
а) написанная масляными красками и принадлежащая бывшему нижегородскому городскому голове В. К. Мигурину; эта копия была выставлена во время празднования в Нижнем Новгороде кулибинского юбилея, о чем упоминается в описании этого торжества, помещенном в № 82 газеты «Москва» за 1868 год;
б) из литографированных копий с портрета Веденецкого известны две: одна помещена в № 8 «Русского художественного листка» за 1860 год, а другая (воспроизводимая на фронтисписе этой книги. — Н. К.) в томе II «Портретной галереи» А. Мюнстера; копия сделана Борелем;
в) резанных на дереве портретов Кулибина несколько: из числа их первое место занимает копия с портрета, помещенного в «Русском художественном листке», резанная художником Даугелем и приложенная к жизнеописанию механика-самоучки, составленному Ремезовым; затем все остальные политипажные портреты Кулибина скопированы, и притом весьма неудачно, с даугелевского портрета; эти последние помещены в «Грамоте» за 1862 год, брошюре Короткова и издании «Мирского вестника».
2. На бывшей в 1870 году в Санкт-Петербурге выставке русских портретов известных лиц XVI–XVIII веков находился и портрет Кулибина, написанный, по словам составленного Н. П. Петровым указателя к этой выставке, братом механика-самоучки, бывшим воспитанником Санкт-Петербургской академии художеств; портрет принадлежит г. Соколовскому и изображает Кулибина, обращенного влево, с усовершенствованным им телескопом.
3. В словаре русских гравированных портретов, составленном Д. Ровинским (СПБ, 1872 г.), на странице 74, между прочим, сказано, что в императорском Эрмитаже и у составителя словаря имеется по экземпляру весьма редкого портрета Кулибина, гравированного резцом работы, как нужно полагать, К. Афанасьева; на этом портрете механик-самоучка представлен в армяке, с медалью на шее, по пояс (три четверти, обращенным влево).
4. К жизнеописанию Кулибина, сочинение П. Свиньина, приложен литографированный портрет механика-самоучки, замечательный в том отношении, что представляет один из самых первых опытов литографического искусства в России; на портрете механик-самоучка изображен также с медалью на шее, но без телескопа и обращенным вправо; под портретом следующая надпись: «Иван Петрович Кулибин. Механик Российской Академии и Член Экономического общества». Политипажная копия, кажется, с этого портрета помещена в № 67 «Воскресного досуга» за 1864 год.
Какой именно портрет Кулибина приложен к «Отечественным запискам» 1819 года, составитель настоящего списка портретов, определить не может, так как во всех имевшихся у него под рукой экземплярах «Отечественных записок» 1819 года портрета Кулибина не оказалось.
Автору этой книги довелось увидеть лишь два портрета Кулибина, писанных масляными красками. Один из них находится в архиве Академии наук, другой — в Доме техники при Институте инженеров водного транспорта в городе Горьком. Никто толком не знает, кем они писаны и когда. Одна из дальних родственниц Кулибина жительница Ленинграда Е. И. Смирнова сообщила нам, что у нее был портрет Кулибина будто бы один из самых ранних. Куда он девался после ленинградской блокады, установить нам пока не удалось.
Известность выпала на долю Кулибина еще при жизни. И писали о нем немало. Но только одиночки разгадали всю глубину его дарования и оценили его по достоинству. Лишь в наше время, пристально оберегающее народные таланты и память о них, начинает вырисовываться подлинно трагическое лицо исключительного изобретателя. Разбираются его рукописи, расшифровываются чертежи, изучаются и реконструируются его изобретения. До советского же времени Кулибин был для русского образованного общества только чудак, неудачник-«самоучка», «самородок», экзотическое явление, «жертва малограмотности». И вот таким он проходит через многочисленные популярные книжки о нем на протяжении ста двадцати лет. У него были большей частью плохие биографы. Писали слащаво. Всего три статьи являются более или менее ценными источниками для биографов, если не считать краткую автобиографию самого изобретателя, опубликованную еще при его жизни.
Первая статья вышла на другой год после смерти Кулибина. Она называется «Жизнь русского механика Кулибина и его изобретения» и принадлежит Павлу Свиньину.
Из переписки Кулибина с сыном Семеном видно, что еще при жизни Ивана Петровича оба они были озабочены приисканием автора, который взялся бы поведать гражданам о его трудах и работах. По-видимому, они и нашли Свиньина, который вообще интересовался изобретателями-«самоучками», и передали ему имеющиеся материалы к биографии.
Свиньин был больше обеспокоен не обнародованием подлинной жизни Кулибина и его достижений, а тем, «сколько было именных и изустных императорских указаний о разных милостях механику Кулибину». Он всячески подчеркивал то обстоятельство, что механик пользовался вниманием со стороны придворных и власть имущих, настоятельно проводил ту мысль, что усердие всегда достойно награждается монархом. Свиньин не углублялся в сущность изобретений Кулибина и значения их не понимал. Все старания клал он на то, чтобы тщательно скрыть все неприятное в жизни изобретателя. Назначение его произведения сводится вот к чему: «Жизнь и кончина Ивана Петровича Кулибина служит приятнейшим убеждением, что у нас в России не одно богатство и знатность возвышаются, торжествуют, что гражданин с дарованием — в бороде и без чинов — может быть полезен отечеству, почтен от монархов, уважен и любим от соотичей, счастлив и боготворим в своем семействе». Курьезно, что биограф приводит «пророческий» сон Кулибина. После тяжелой работы над часами, когда Кулибин был еще в безвестности, увидел он во сне трех орлов. Это якобы было предчувствием милости от братьев Орловых. А ведь Свиньин один из тех биографов, которые знали Кулибина лично и на которых поневоле приходится полагаться, хотя бы при регистрации фактов.
