Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 1, Глубокий рейд)
- Правильно, - тихо проговорил Осипов и провел ладонью по лбу. Бывают, Лев Михайлович, такие думы - отцу родному но выскажешь...
- Не надо было молчать, Антон Петрович, - мягко сказал Доватор, думая о том, что сам он никому не сказал о своих стариках, оставшихся в Белоруссии.
ГЛАВА 20
Утром 2 сентября из операции возвратился подполковник Плотвин. Лев Михайлович говорил с ним с глазу на глаз.
Подполковник пробрался сквозь кольцо окружения каким-то чудом и привел с собой батальон бойцов и командиров, попавших с первых дней войны в окружение. С ним же пришел и партизанский отряд, организованный из местного населения.
- Значит, болото непроходимо? - водя карандашом по карте, спросил Доватор.
- Сплошная трясина - едва не утонули. Шли по пояс в воде, - отозвался Плотвин. - В пешем строю еще можно попробовать...
- Вы, полковник, читали "Холстомер"?
- Слыхал... знаю, Толстой написал, но читать не читал, - смутился Плотвин.
- А "Изумруд" Куприна читали? Когда печатался роман "Гарденины"*, читатели присылали в редакцию журнала телеграммы с оплаченным ответом: "Как здоровье Кролика?" А вы мне предлагаете бросить четыре тысячи коней! Гитлеровцам я их не оставлю... Может, перестреляем? В болоте утопим?..
_______________
* Речь идет о романе А. И. Эртеля "Гарденины, их дворня,
приверженцы и враги".
Плотвин нервно поморщился и отвернулся.
- Вы и теперь, конечно, убеждены, что весь наш поход авантюра... Помните наш с вами разговор?
Мимо них с водопоя по тропинке тянулись завьюченные казачьи кони с впалыми боками. Бойцы несли в руках брезентовые ведра, а под мышкой снопики пожелтевшего осота. Вытягивая шеи, кони поворачивали головы и жадно хватали осот отвислыми губами.
- Вы ошибаетесь, Лев Михайлович! - Плотвин покачал седеющей головой и взглянул прямо в лицо Доватору. - Рейд по тылам немцев я считаю блестящей операцией и уверен теперь, что бить гитлеровцев можно где угодно. Поэтому должен вас поблагодарить... Вы многому научили меня!
Доватор развернул карту и указал на замкнутое кольцо окружения.
- А это?
- Это? - Плотвин пожал плечами. - При действиях в тылу у противника вполне естественное и легко объяснимое положение. Выбираться надо, Лев Михайлович.
- Спасибо! Я рад, что не ошибся в тебе! - Доватор крепко пожал Плотвину руку. - Будем выбираться!
Два дня радисты бились над аппаратом, стараясь передать сообщение Доватора, но штаб фронта передач не принимал. Рации капризничали: на прием работали, а передача не получалась. К Доватору прибежал бледный, с трясущимися губами радист и подал шифровку:
- Товарищ полковник! Только что принял: немецкая, от вашего имени!..
Доватор прочитал радиограмму, лицо его исказилось.
Гитлеровцам стало известно место высадки десанта. Оно находилось за непроходимым болотом, в Демидовских лесах. Туда была отправлена только небольшая группа разведчиков под командованием Захара Торбы, которая должна была сигналить самолетам и прикрыть высадку. Разведчиков было всего девять человек с одним ручным пулеметом.
- Положение, товарищи, сложное, - сказал Доватор, собрав командиров на совещание. - Фашистам известно, что должна высадиться десантная группа. Они, разумеется, расстреляют парашютистов в воздухе и захватят груз, имеющий специальное назначение, а также боеприпасы, предназначенные для нас и для окруженной части, находящейся в лесах Белоруссии. Операция должна состояться завтра, в восемь часов утра. Нет никакого сомнения в том, что немцы придут, чтобы встретить наши самолеты. Мы не в состоянии этому помешать, у нас потеряна радиосвязь, и все же... - кулак Льва Михайловича мелькнул в воздухе, - и все же мы обязаны выручить десантников!
Взглянув на Плотвина, Доватор спросил:
- Как вы думаете, подполковник?
- Обязаны выручить, - отозвался Плотвин.
Осипов тер ладонью небритую щеку, хмуро молчал. Ничего не могли ответить и другие. Обстановка была ясной и, по существу, безвыходной, но Доватор напряженно ждал ответа. Он был сильно возбужден, на губах мелькнула усмешка.
- В пределах обычных норм, военных правил и представлений, - сказал он, - задача неразрешимая, и гитлеровцы с полным основанием могут торжествовать. Но нет такого положения, из которого не было бы выхода. Гитлеровцы прежде всего догматики и педанты. Они рассуждают так: "Мы окружили группы кавалеристов, отрезали их друг от друга и ликвидировали опасность соединения с десантной группой. Дело выиграно, беспокоиться не о чем. Конницу мы уничтожим методически, десант ликвидируем завтра". Прибудут они к месту высадки десанта точно к сроку, минут за пятнадцать двадцать до восьми... Готов держать пари, что это будет именно так!
Карпенков посмотрел на Доватора с недоумением.
- Пусть немцы прибудут даже в девять, в десять, они все равно не опоздают.
- Может быть, может быть... - согласился Доватор и тут же добавил: Распорядись, начальник штаба, чтоб во всех полках и эскадронах зажгли небольшие костры!
Командиры, переглядываясь, невольно поднимали головы к небу: над лесом беспрерывно гудел "костыль".
- Вы это всерьез, Лев Михайлович? - шепотом спросил Карпенков.
- А мы всегда всерьез приказываем!.. Зажечь костры и варить обед, накормить людей и приготовиться к маршу. По местам, товарищи командиры, будем палить костры!..
Над верхушками деревьев повисла густая, смешанная с дымом пелена тумана. Стрельба утихла. В тихом шелесте леса и треске сучьев внятно слышался сдержанный людской говор, звон котелков, лошадиное всхрапывание.
Сидя у костра, Доватор сквозь редкие кусты видел, как разведчики свежевали конскую тушу. "Значит, поджариваем шашлычки..." Из накопившихся за день впечатлений перед ним теперь начал вырисовываться неясный, тревоживший душу вывод: как он сумеет выйти из создавшегося положения? Что думают обитатели этого чутко настороженного леса, готовящиеся жарить конское мясо, когда кругом затаились враги? Жуткой и враждебной казалась эта зловещая тишина. Доватор понимал, что, когда костры разгорятся, немцы обнаружат их и накроют артиллерийским налетом. Надо было во избежание излишних жертв немедленно уходить. Но люди были истомлены, голодны, а предстоял тяжкий, требующий нечеловеческих усилий путь через болото... На душе у Льва Михайловича было угнетающе тяжело, однако подошедших к костру Алексея, Нину и Катю он встретил приветливо.
- Присаживайтесь, девушки!.. И ты, Алеша, садись... Как это в песне поется: "Сядь-ка рядом, что-то мне не спится, письмо я другу нынче написал, письмо в Москву, в далекую столицу..." - Последние слова Лев Михайлович произнес серьезно, задушевно.
Помолчали. Неожиданно Доватор порывисто поднялся. Взглянув на часы, круто повернулся и зашагал в темноту.
