Павел Фокин - Маяковский без глянца
Не знаю буду ли я от этого образованный но веселый я уже.
Если рассматривать меня как твоего щененка то скажу тебе прямо – я тебе не завидую щененок у тебя неважный: ребро наружу, шерсть разумеется клочьями а около красного глаза, специально чтоб смахивать слезу длинное облезшее ухо.
Естествоиспытатели утверждают что щененки всегда становятся такими если их отдавать в чужие нелюбящие руки.
Владимир Владимирович Маяковский. Из письма Л. Ю. Брик, апрель 1918 г.:
Если не напишешь опять будет ясно что я для тебя сдохнул и я начну обзаводиться могилкой и червяками.
Владимир Владимирович Маяковский. Из письма Л. Ю. Брик, апрель 1918 г.:
Не болей ты Христа Ради! Если Оська не будет смотреть за тобой и развозить твои легкие (на этом месте пришлось остановиться и лезть к тебе в письмо чтоб узнать как пишется: я хотел «лехкие») куда следует то я привезу к вам в квартиру хвойный лес и буду устраивать в оськином кабинете море по собственному моему усмотрению. Если же твой градусник будет лазить дальше чем тридцать шесть градусов то я ему обломаю все лапы.
Владимир Владимирович Маяковский. Из записных книжек, 1919 г.:
Дневник для Личики
7
1 ч 28 м Думаю только о Лилике все время слышу Глазки болят люблю страшно скучаю вернулся б с удовольствием. Едет Гукасов противно. Сажусь за Холмса.
3 ч. 9 м. Детка еду целую люблю. Раз десять хотел вернуться но почему-то казалось глупо. Еслиб не надо заработать не уехал бы ни за что.
3 ч 21 «Глазки болят». Милая.
3 ч 50 м. Пью чай и люблю.
4–30 Тоскую без Личики
5–40 Думаю только об Киське
6 ч 30 м Кисик люблю
6 ч 36 Лилек люблю тебя люблю нежно думаю о тебе все время а пишу тогда только когда тоска по тебе страшная пишу для того что если если бы ты захотела тыб убедилась что и в отсутствии твоем у меня нет ничего кроме тебя любимого
7 ч 5 Детка тоскую по тебе
7–25 Темно боюсь нельзя будет писать думаю только о Кисе
9–45 Люблю при фонарике Лику Спокойной Сплю
8
7–45 Доброе утро люблю Кисю. Продрал глаза
9 ч. 6 Думаю только о Кисе
9 40 Люблю Детку Лику
10–40 Дорогой Кисит.
11–45 Лилек думаю только о тебе и люблю ужасно
12 Лисик
12 30 Подъезжаю с тоской по Кисе рвусь к тебе любящий Кисю щено!
1 10 На извоз<чике> тоже люблю только Кисю
3 ч Люблю Кисю в отделе.
4 ч 50 м В столовой тоже только Кися
5 45 После обеда на сладкое тоже Кися
6 30 Пришел домой грустно без Киси страшно
8 ч 5 м Сижу дома и хочу к Кисе.
10–15 У Стани думаю о Кисе
11 30 Ложусь Покойночи детик
9
9 30 Доброе утро Лиска
10 35 Люблю Кисю до чая
12 ч Люблю Лисика
12 45 Люблю Кисю у Шкловька.
2 ч Люблю Кисю на Исаакиев<ской> площади
6 30 Кися
7 15 Глазки болят
7 17 Играю на биллиарде чтоб Кисе шиколад
9 35 Люблю Кисю
10
10 30 Люблю
12 20 Люблю
8 10 Доброе утро детик Любимый
10 45 Люблю Лику в Лит<нрзб.> обществе
1 Люблю Кису в Комис<нрзб.>
Люблю Кисю в 3 ч 45 минут
8 Еду к тебе рад ужасно детка
10 Скоро Кися
7 35 Кисик
9 35 Поезд подходит к Кисе или как говорит спутник к Москве
Владимир Владимирович Маяковский. Из письма Л. Ю. Брик, 21 ноября 1921 г.:
Теперь о самом главном.
В письме Волоситу ты задаешь серию вопроситов. Вот тебе ответы:
1) «Честно» тебе сообщаю, что ни на одну секунду не чувствовал я себя без тебя лучше чем с тобой.
2) Ни одной секунды я не радовался что ты уехала а ежедневно ужаснейше горюю об этом
3) К сожалению никто не капризничает. Ради христа приезжай поскорее и покапризничай
4) Нервочки у меня трепатые только от того что наши паршивые кисы разъехались.
5) Я твой весь
6) Мне никто, никто никто кроме тебя не нужен.
Лили Юрьевна Брик:
Не могу вспомнить, как начались у нас разговоры о быте. После голодных, холодных первых лет революции и гражданской войны возврат бытовых привычек стал тревожить нас. Казалось, вместе с белыми булками вернется старая жизнь. Мы часто говорили об этом, но не делали никаких выводов.
Не помню, почему я оказалась в Берлине раньше Маяковского. Помню только, что очень ждала его там. Мечтала, как мы будем вместе осматривать чудеса искусства и техники.
Поселились в «Курфюрстен-отеле», где потом всегда останавливался Маяковский, когда бывал в Берлине.
Но посмотреть удалось мало.
У Маяковского было несколько выступлений, а остальное время… Подвернулся карточный партнер, русский, и Маяковский дни и ночи сидел в номере гостиницы и играл с ним в покер. Выходил, чтобы заказать мне цветы – корзины такого размера, что они с трудом пролезали в двери, или букеты, которые он покупал вместе с вазами, в которых они стояли в витрине цветочного магазина. Немецкая марка тогда ничего не стоила, и мы с нашими деньгами неожиданно оказались богачами.
Утром кофе пили у себя, а обедать и ужинать ходили в самый дорогой ресторан «Хорхер», изысканно поесть и угостить товарищей, которые случайно оказывались в Берлине. Маяковский платил за всех, я стеснялась этого, мне казалось, что он похож на купца или мецената. Герр Хорхер и кельнер называли его «герр Маяковски», старались всячески угодить богатому клиенту. <…>
Из Берлина Маяковский ездил тогда в Париж по приглашению Дягилева. Через неделю он вернулся, и началось то же самое.
Так мы прожили два месяца.
Вернувшись в Москву, Маяковский вскоре объявил два своих выступления. Первое: «Что Берлин?» Второе: «Что Париж?» (Кажется, так они назывались на афише.)
В день выступления – конная милиция у входа в Политехнический. Маяковский пошел туда раньше, а я – к началу. Он обещал встретить меня внизу. Прихожу – его нет. Бежал от несметного количества не доставших билета, которых уже некуда ни посадить, ни даже поставить. Обо мне предупредил в контроле, но к контролю не прорваться. Кто-то как-то меня протащил.
В зале давка. Публика усаживается по два человека на одно место. Сидят в проходах на ступенях и на эстраде, свесив ноги. На эстраде – в глубине и по бокам – поставлены стулья для знакомых.
Под гром аплодисментов вышел Маяковский и начал рассказывать – с чужих слов. Сначала я слушала, недоумевая и огорчаясь. Потом стала прерывать его обидными, но, казалось мне, справедливыми замечаниями.
Я сидела, стиснутая на эстраде. Маяковский испуганно на меня косился. Комсомольцы, мальчики и девочки, тоже сидевшие на эстраде, свесив ноги, и слушавшие, боясь пропустить слово, возмущенно и тщетно пытались остановить меня. Вот, должно быть, думали они, буржуйка, не ходила бы на Маяковского, если ни черта не понимает… Так они приблизительно и выражались.
