Александр Извольский - Воспоминания
Собрания в апартаментах, которые она занимала в одном из императорских дворцов Петербурга, по-видимому, походили на собрания "хлыстов".
Я не пойду дальше этой короткой характеристики элементов интересующей нас проблемы, не буду анализировать их или входить в детали, ещё не опубликованные по этому вопросу, так как я коснулся его лишь с чувством глубочайшего сожаления.
Я совершенно согласен с мнением д-ра Диллона, которое высказано в его книге, что действительная роль Распутина выразилась в том, что он открыл невежественным слоям русского народа все наиболее одиозные стороны автократического режима, что может быть успешно сравнено только с действием некоторой химической реакции, которая объединила все элементы русского общества против самодержавного режима.
В то время, когда я вступил на пост министра иностранных дел и стал близко общаться с Николаем II, он ещё не проявлял чрезмерной склонности к мистицизму и к ультрареакционным идеям, которые характеризовали последний период его царствования. Неудачи русско-японской войны и революционное движение, которое непосредственно следовало за войной, видимо, образумили императора. Осуществив счастливую мысль о замене Горемыкина Столыпиным, он следовал советам премьер-министра. Он внушал все больше доверия, как мне кажется, в том, что он будет благожелателен к новым учреждениям, несмотря на то, что по своему воспитанию и врожденным симпатиям, он был склонен к реакционные настроениям.
Я надеюсь, что мне удалось опровергнуть в предыдущей главе известные толкования поведения Николая II в деле о заключении секретного договора в Бьерке и показать, что, хотя он обнаружил слабость и неосмотрительность, он был далёк от мысли об измене своему союзнику. Мне даже кажется, что его лояльность наиболее полно обнаружилась в той позиции, которая была им занята по отношению к Франции и другим союзным державам в последний период его царствования. Разве не счёл себя обязанным бывший английский посол в России сэр Джордж Бькженен публично выразить благодарность добрым намерениям императора, когда он заявил, что считает своим долгом опровергнуть россказни о стремлении русского царя заключить сепаратный мир с Германией?
"Я убеждён, – заявил Джордж Бьюкенен, – что нет ни одного слова правды в этих слухах. Император, несомненно, совершил много ошибок, но он никогда не был изменником. Он никогда не пренебрегал общим делом союзников и всегда являлся преданным и лояльным другом Англии".
Французское правительство подкрепило это заявление опубликованием письма, адресованного императором Николаем 13 мая 1916 года президенту Пуанкаре, которое ясно показывает, что, несмотря на все усилия склонить его пойти на соглашение с Германией, он никогда не соглашался покинуть союзников.
Император строго осуждался за то, что он очень легко соглашался на отставку того или иного министра и, как будто принимая точку зрения кого-либо из своих советников, действовал в совершенно противоположном направлении. В доказательство этого приводились случаи, когда какой-либо министр, покидая министерство, был в полной уверенности относительно доверия к нему со стороны государя и, только прибыв домой, узнавал о своей отставке.
Эти упреки справедливы. Я сам был свидетелем того, с какой легкостью Николай II позволял разубеждать себя в решениях, которые были приняты им со всей видимой твердостью и убежденностью. Но всё это доказывает только одно – инстинктивную боязнь, которая свойственна многим слабым людям, боязнь, которая не позволяет им сказать или сделать что-нибудь неприятное кому-либо в его присутствии.
Когда он решал уволить министра в отставку, у него не хватало моральной твердости сказать это ему лично, но, наоборот, предрасполагало обращаться с ним с удвоенной любезностью и вниманием и уже после этого послать письменное сообщение об отставке. Есть люди, и в особенности женщины, для которых такое поведение является только искусством и которые пускают в ход лесть и обнаруживают склонность соглашаться со всем, чтобы усыпить бдительность собеседника. Одним из мастеров этого искусства являлся бывший канцлер германской империи князь фон Бюлов.
Относительно императора Николая II, я уверен, такая характеристика была бы неправильна.
Проанализировав характерные черты Николая II и указав на те влияния, которым он подвергался с самого своего детства, я попытаюсь, не без сомнения в успехе, дать общую его характеристику.
Он обладал слабым и изменчивым характером, трудно поддающимся точному определению.
Во время событий 1905 года эта величайшая его слабость спасла монархию. Революционное движение, которое широко развернулось после русско-японской войны, в действительности началось значительно раньше. Это движение, подавляемое в течение тринадцати лет Александром III, неизбежно должно было порвать путы и проявиться даже во время железного правления этого государя и ещё более напряженно за время слабого правления его преемника.
Но в то время как Николай II, подчиняясь неизбежному, отсрочил катастрофу, даровав хартию 30 октября 1905 г., непреклонная воля Александра III, вероятнее всего, не склонилась бы перед вихрем событий, что повело бы монархию к гибели. Это случилось бы так же, как описывается в известной басне о дубе и розовом кусте, где слабый выживает, в то время как сильный гибнет.
Двенадцатью годами позже Николай II, действуя под руководством реакционной партии, погиб, потому что он попытался бороться с силами, которым не мог противостоять.
Действительной причиной падения монархии в России является безрассудное стремление этой партии воскресить и упрочить в двадцатом веке – перед лицом необходимости создать новый строй – анахронизм самодержавной власти, "наиболее опасной из всех видов власти", как писал мой предок в своей исповеди императору Александру I, "так как это ставит судьбу миллионов людей в зависимости от величия ума и души одного человека".
Несмотря на свои хорошие качества, Николай II не обладал "величием ума и души", которые необходимо было противопоставить домогательствам реакционеров, и это вызвало катастрофу.
Мне труднее руководствоваться теми же самыми соображениями в той части записок, которые касаются императрицы Александры.
В своих отношениях к ней я никогда не переступал черты придворного этикета, принятого в отношениях подданного, хотя бы он и был министром и советником государя, с императрицей.
