Джон Гибсон - Над нами темные воды. Британские подводные лодки во Второй мировой войне
Две недели пролетели незаметно, пришло время возвращаться в город. Артур повез меня обратно в своем новом быстром «бьюике». По грунтовой дороге мы ехали не спеша, но последние 80 миль по асфальту преодолели за пару часов. Вдали показался город. Солнце освещало высокие белые здания, стоящие вдоль реки Суон, по синим водам которой плавали парусные шлюпки. Машина сделала последний поворот, и я увидел мачты плавучей базы. Я возвращался к суете военной жизни, возвращался в настоящее. Меня не удивило, что главный врач выписал меня из госпиталя и разрешил выйти в море. Две недели, проведенные в «пшеничном поясе», сделали свое дело. Я был полностью здоров.
Глава 28
Недавно я просматривал содержимое старого бумажника, который был со мной в последние недели тихоокеанской войны. Он напомнил мне о поездке из Перта в Манилу, совпавшей по времени с празднованием окончания войны. Я пытался вспомнить, как начиналась эта поездка и какое настроение тогда у меня было. Порывшись в квитанциях Управления воздушных перевозок и сертификатах ленд-лиза, я наткнулся на сложенный пополам синий листок, на котором было написано: «Уильям Кейпелл. Величайший фортепьянный талант со времен Горовпца». Этот листок оживил во мне воспоминания о последних днях пребывания в Австралии.
Известие об окончании войны пришло в пятницу, когда я был на прощальном вечере в американском клубе. Мы спокойно танцевали, выпивали и играли на «фруктовых машинах»[13]. Неожиданная новость нас очень обрадовала, и гулянье продолжалось всю ночь. Мы ездили на машине по парку мимо высоких кипарисов и по набережной реки Суон. Затем отправились в сверкающий огнями центр города, где жители веселились, пели и плясали. Заехали к друзьям, которые радостно приветствовали нас и угостили марочным вином. Приближался новый день, мирный день. Небо, на котором начали меркнуть звезды, тоже было мирным. Война закончилась.
Когда утром мы прибыли на плавучую базу, выяснилось, что штаб ВМС известие о мире ничуть не тронуло. Подводные лодки продолжали выходить в море, и мне было отказано в просьбе отменить бронь на место в самолете, который на следующее утро вылетал в Сидней. Такой поворот событий лишь усилил испытываемое нами похмелье. Проглотив по рюмке рома и запив его молоком, мы посмотрели в иллюминаторы на неизменившийся пейзаж и с мрачным видом принялись собирать свои вещи. В этот вечер экипаж одной из подводных лодок устраивал в городе танцы. Обычно они проходили шумно и весело. Но мне было не до веселья. Не хотелось покидать Перт в канун празднования победы. С тяжелым чувством я побрел в офицерский клуб, снял комнату, не раздеваясь улегся на кровать и стал смотреть в потолок. На танцы идти я не собирался. Голова гудела, и не было никаких желаний. Утром на взлетно-посадочной полосе меня будет ждать самолет, который разлучит меня с друзьями, чтобы доставить в душные грязные джунгли. Ситуация казалась безнадежной.
В этот момент зазвонил телефон. В трубке раздался приятный женский голос с австралийским акцентом. Очаровательная супруга одного моего знакомого интересовалась, не хочу ли я сходить с ними на концерт фортепьянной музыки в Пертский университет и после концерта отужинать у них дома. Она как будто знала, что я нуждаюсь в отдыхе.
Я ответил, что охотно принимаю их предложение, и вскочил с кровати, ощущая прилив сил. Эти австралийцы были очень обаятельные, добрые и веселые люди. Какой-то ангел подсказал им с небес, что в этот вечер мне ничего не было нужно, кроме как опуститься в кресло в концертном зале, закрыть глаза и отдаться музыке.
В тот вечер Уильям Кейпелл играл на фортепьяно. Это был невысокий молодой человек двадцати двух лет. Пальцы его так и порхали над клавишами, извлекая чистые мелодичные звуки. Мне казалось, что если бы он захотел, то легко поднял бы фортепьяно на кончике пальца и заставил вертеться волчком.
Музыка стихла, и мы вышли из зала в ночь. Друзья поехали впереди на своем автомобиле, а я сзади на своем. Мимо пролетали дома и деревья, музыка все еще звучала у меня в ушах, и я был очарован Австралией. Мне хотелось, чтобы чары эти рассеялись не раньше, чем самолет поднимет меня в небо.
В том же романтическом расположении духа я вышел из дома своих друзей. Небо было ясным. Из открытого окна доносились звуки пианино – хозяйка дома была столь же одаренной, сколь и красивой. Ее муж пожал мне руку и пожелал счастливого пути. Поблагодарив его за вечер, я завел машину и поехал в город.
Ранним утром я прибыл на аэродром, где самолет уже разогревал свои двигатели. Шум стоял ужасный. Поток воздуха от пропеллеров пригибал к земле сухую траву и поднимал пыль, скрывающую первые лучи рассвета.
Я торопился вернуться во флотилию. Ходили слухи, что наши лодки первыми войдут в гавань Гонконга, если японцы в самом деле сложили оружие. Время шло ужасно медленно. Ночь мы провели в столовой австралийских ВВС, где ярко горел свет и рекой лилось вино. Следующие две ночи мы провели в Мельбурне и Сиднее. Все мои попытки ускорить мой вылет в Манилу ни к чему не привели. Повсюду сталкивался с задержками и проволочками. Заходил в отделы ВМС, беседовал с начальством, платил штрафы, в сотый раз ставил свою подпись, но все впустую. Уже началась послевоенная лихорадка. Никому не было никакого дела до меня и моей поездки. С лиц всякого ранга командиров не сходило выражение безразличия даже тогда, когда я кипел праведным гневом.
В итоге воскресным утром я стоял на горячем покрытии аэродрома Маскот в Сиднее. Все мои документы остались в офицерской столовой, где я провел ночь, но времени вернуться за ними у меня не было. Самолет скоро должен был взлететь. К люку на фюзеляже приставили лестницу, и по ней начали подниматься пассажиры. Я последовал за ними.
В связи с участившимися авариями самолетов авиации ВМС США британским офицерам и матросам было приказано летать самолетами австралийских ВВС. В результате время нахождения в пути значительно выросло. Я не сомневался, что мне придется надолго застрять где-нибудь между Сиднеем и Манилой, например на острове Манус, и был готов к такому повороту событий.
Самолет взлетел в 9 часов и начал медленно набирать высоту. В иллюминатор я смотрел на разворачивающуюся внизу панораму города и гавани. Неожиданно улицы города потемнели – это вышли из своих домов тысячи людей. Некоторые забрались на крыши и бросали в воздух яркий серпантин. Из дымовых труб стоящих в гавани судов вырвались клубы дыма, на мачтах взвились флаги.
Мне показалось, я слышу гудки этих судов. Дверь кабины летчиков открылась, из нее вышел командир самолета и с улыбкой произнес:
