Роберт Мейсон - Цыплёнок и ястреб
— Уверен?
— «Красный-3», подтверждаю. Посадку разрешаю.
Врал, конечно. Я бы на его месте тоже соврал.
На заходе Фаррис занял место, на которое я нацеливался, так что мне пришлось пролететь в сотне футов позади него. Я приземлился на травянистый пятачок рядом с изгородью. Везде были видны ползущие пехотинцы.
— Зачистили, блин, — сказал Гэри. Двое пригнувшихся людей с носилками бросились к нам. Из травы неподалеку ударили фонтанчики песка и люди бросились на землю. Тело на носилках дернулось, как кукла.
— Огонь с фронта, — сообщил я Фаррису.
Люди с носилками поднялись и добежали до боковой двери, а там борттехник быстро выскочил, схватил один конец носилок и забросил внутрь. Перед нами в землю врезалось еще несколько пуль. Я поглядел на радиоантенну, болтающуюся над фигурой пехотного командира:
— Вот же брехло ебучее.
До другой двери дотащили еще одни носилки; там помогал стрелок. Мы были прикованы к земле. Фаррис сообщил, что уходит.
— Давай! Давай! — орал я назад, перегнувшись через спинку.
На борт закатились двое ходячих раненых. Секунду командир «сапог» стоял на месте, потом бросился на землю. Все, что я слышал — вой нашей турбины. Никаких выстрелов. Лишь облачка песка в низкой траве. У изгороди человек поднял вверх два пальца. Он показал на другого человека, лежащего у его ног и покачал головой. Только тут я заметил этот труп. Конечно, труп. На его животе лежали жгуты внутренностей, вырванные пулями. Такой мог подождать и подольше.
Я взлетел. Разворот на месте. Нос вниз. «Цок». Пошел. «Цок». Набор высоты.
Четверо раненых выжили.
Мы провели дождливую ночь на старой доброй «Лиме». Из новых пулевых дырок текло.
Наступило рождественское перемирие, но мы все равно летали, перебрасывая патрули, чтобы проверить сообщения о нарушениях ВК на нашей территории. Для меня это смотрелось, как полная дикость: мы могли договориться не убивать друг друга несколько дней, а потом начать все по новой. Впрочем, тогда я был молод.
Но на самом деле, летать на Рождество мне пришлось из-за моего проеба несколько дней назад, когда я вел вертолет вместе с капитаном Джиллеттом, нашим снабженцем. Мы были в ведущей машине и вели строй из сорока с лишним вертолетов, работая в холмах. Возвращаясь, я постоянно думал об этой массе, следующей за мной. Я в жизни не вел такой огромный строй.
Все, что от меня требовалось — вернуть их для дозаправки, как раз в то место, где вьетнамский рабочий умер от укуса змеи. Ведущая машина должна лететь плавно — никаких быстрых разворотов, постепенные снижения. Но когда я начал сбрасывать скорость для захода, то повел себя слишком осторожно. Мне постоянно казалось, что сейчас все они меня протаранят. Я сбросил скорость слишком поздно и в результате проскочил заход. Блядь, я промазал мимо всего поля! Джиллетт смотрел на меня в ужасе. Говорили, что Мейсон неплохой пилот, и только гляньте — Мейсон промахнулся мимо всего поля, на вертолете! Делая разворот, чтобы вернуться, я так и представлял, как весь строй хохочет надо мной. Но все оказалось еще хуже. Развернувшись, я увидел, что остальные не стали меня дожидаться и выполнили посадку, пока их лидер держал курс куда-то на Страну Чудес. Я горел от стыда и ума не мог приложить, как жить с этим дальше.
А потому на Рождество я обнаружил себя летающим с Фаррисом. Он особо не разговаривал, но проверял меня, чтобы понять, почему я допустил проеб. Я вновь был ведущим, но столько передумал и пережил из-за своей ошибки, что делал отличные заходы. Я выбирал верные места. Я оставлял достаточно места для посадки остальных. Взлеты, посадки, все остальное получались прекрасно.
— Джиллетт сказал, что у тебя какие-то мелкие проблемы на заходах, — тактично заметил Фаррис.
— Было один раз.
— Вижу. Сегодня у тебя все получилось хорошо.
— Спасибо.
— С наступающим.
Этим вечером, когда мы доставили рождественский ужин всем патрулям, то съели и свою индейку. Потом мы спели несколько песен, съели всякое, что нам прислали семьи жены и я пролил несколько слез, когда укладывался спать.
— Глазам не верю, — сказал Гэри Реслер, скрючившись у своей койки. Снаружи нашей палатки слышалась яростная стрельба. — Почему?
Я покачал головой в темноте:
— Безумие.
Рядом с палаткой забил пулемет. Я вдавил свою задницу глубже под раскладушку, упершись в опоры. Закрыл глаза, чтобы хаос снаружи оказался сном. Пулеметная очередь растворилась в волне из сотен других выстрелов. Я прятался от безумия.
По проходу пробежала тень, наступив на отставшую доску под моей головой. Внутри палатки раздались пистолетные выстрелы и тень исчезла.
Стрельба продолжалось. Райкер был внутри, вместе со мной и Гэри. Остальные прятались в траншее — наверное, так было безопасней. Раскладушка не остановила бы пуль, но мне было спокойней лежать на полу в темноте.
— Может, нам выйти наружу, — сказал Гэри из своего угла.
— Уже пробовали, забыл? — и прямо рядом с брезентовой стенкой раздалось стаккато из выстрелов. — Их не остановишь!
Безумие шло, как буря. Похоже, рождество 1965 года я не забуду никогда — так я подумал.
Наступило легкое затишье и Гэри сказал:
— Вроде стихает. Пойду наружу.
— Ты вернешься.
Он меня не услышал. Я почувствовал, как заскрипели доски, когда он вышел. Вернулся минут через пять.
Кто-то вновь топал по проходу.
— Мейсон, Реслер, ребята, вы здесь? — это был капитан Фаррис.
— Ага, — ответил я с пола.
— Выбирайтесь и остановите их. Остановите их.
— Уже пробовали.
— Ну так попробуйте еще раз. Пошли, — и он вынырнул наружу.
— Глазам не верю, что за хрень, — услышал я свой голос.
— Ладно, двинули, — ответил Гэри.
Под небом, озаренным трассерами, стоял спец-пять[33] с пулеметом М60 у бедра, стреляя во все стороны. Свет был тусклым, но дьявольское выражение на его лице читалось явно.
— А ну стой! — заорал я. — Убрал оружие!
Спец-пять покачал головой и зловеще ухмыльнулся. Он глядел, как трассеры взмывают в небо и летят к холму Гонконг. Господи, подумал я, на вершине холма же люди, масса людей.
Все началось со стрельбы в воздух на Рождество. Теперь ситуация полностью вышла из-под контроля и пули летели в сторону команды связистов на холме. Внезапно они полетели и с вершины — связисты открыли ответный огонь по дивизии.
Полковник, как паук перебегал от мешков с песком к канавам и палаткам и натыкался на своих обезумевших подчиненных. В пятидесяти футах от нас он остановился и рявкнул на человека с пулеметом:
