ЭДУАРД КУЗНЕЦОВ - Дневники
Вопрос: Где и при каких обстоятельствах и для чего Вы сделали фотокопии книги Шуба «Политические деятели России»? Сделал, получив пленку от друга, а копию сделал сам, чтобы прочесть. Не считаю ее особенно интересной.
Вопрос: А антисоветской?
Ответ: Да.
Вопрос: Кому в Ленинграде отдали? Ответ: Абраму Шифрину, который в настоящее время в Израиле.
Вопрос: Что можете сказать по поводу обращения (завещания)?
Ответ: Обращение могло быть пущено в ход лишь в случае нашей гибели. Вот что касается ст. 64- 15: о плане побега узнал от Коренблита, а потом в те же дни в Риге от Бутмана, который до этого говорил с моей женой Залмансон С. о том же. Я не рассматривал Бутмана как представителя организации, а как частное лицо. Производил он несерьезное впечатление. Однако я дал согласие на поездку в Ленинград для обсуждения плана. Бутман, Коренблит и я обсудили I вариант (Ленинград-Мурманск) – захват в воздухе. Кроме того, знали уже тогда об этом Сильва, Альтман и Изя. I Вариант отпал – считали невозможным захват в воздухе. От идеи не отказались. Наметили II вариант – захват на поле аэродрома ночью. Этот вариант тоже отпал. В это время запросили Израиль и Израиль просил этого не делать. Тогда без Бутмана и Коренблита решили попытаться с III вариантом. Дымшиц позвонил 5 июня и я приехал в Ленинград. Летали в Приозерск втроем: Дымшиц, я и Федоров. Назначено дело на 15 июня. Федорова я уговорил в 20 числах апреля и я предложил позвать Мурженко.
Что же побудило меня на все это – считаю себя евреем. Мой отец умер в 1941 году.
Мать в 16 лет уговорила меня записаться русским. Мне тогда было просто все равно. В лагере для меня впервые встал этот вопрос. После выхода просил записать меня евреем, но мне отказали.
Вопрос: Считаете ли себя гражданином СССР?
Ответ: Формально.
Вопрос: А на следствии сказали, что не считаете, и не хотите жить по законам этой страны. Это верно?
Ответ: По существу – да.
Вопрос: Но Вы жили и работали в этой стране.
Ответ: Да. Жил, работал и сидел! После лагеря жил очень трудно под гласным надзором в Струнино. Прописать к больной матери отказались. Приезжал в Москву на один день и был вынужден ночевать у друзей. В январе 1970 г. я женился на Сильве Залмансон и переехал в Ригу. Дальше я решил воспользоваться правом нашей Советской Конституции на выезд за пределы СССР, но не смог подать документы в ОВИР, так как мне и моей жене не дали характеристики. Так что право оказалось только на бумаге. Не один я оказался таким бедолагой, жертвой отношения к евреям, желающим выехать в Израиль. В отличие от многих изменников не собирался сообщать за границей никаких сведений о советском военном потенциале. И потому не мог нанести (и не собирался) какой бы то ни было ущерб независимости СССР. Поэтому эта часть обвинения мне не понятна. Видимо, речь идет не об ущербе, а о престиже государства, который был бы затронут в случае проведения удачной акции. За побег судят только в странах коммунистического блока.
Судья: Ну давайте, Кузнецов, о других странах не говорить. Сами знаем. Говорите о деле.
Кузнецов: Что касается статьи 93, 1-15 – это определение тех действий, которые мы собирались совершить. Если преступление не совершено, то о каком хищении может быть речь. Старый еврейский закон: нет преступления – нет наказания.
Хочу остановиться на статье, гласящей, что я вел антисоветскую агитацию и пропаганду; просто находились любопытствующие, с которыми я делился своими взглядами.
Вопрос прокурора: В армии служили?
Ответ: Да.
Вопрос: Вам известна Ваша характеристика?
Ответ: Да.
Прокурор зачитывает: Политические занятия не посещал. Как Вы думаете, это типично для советского гражданина?
Ответ: Я не стремился быть типовым гражданином и не любил казарму. Политические занятия избегал, так как в армии их проводили безграмотно.
Вопрос: А чем вы собирались заниматься в Израиле.
Ответ: Это мне было безразлично.
Вопрос: Что можете сказать о посылках из-за рубежа, которые получали?
Ответ: Видимо это от моих родственников из Израиля, с которыми у меня спорадические (?) отношения. Был удивлен и не знал, что с ними делать.
Вопрос общественного обвинителя: Если бы погода была нелетная в Швеции, что бы вы делали?
Ответ: Я доверял в этом Дымшицу.
Вопрос адвоката: Вы совершили это преступление по политическим мотивам?
Ответ: Нет, мною руководили соображения духовного и морального характера.
Адвокат: Собирались нанести ущерб СССР?
Ответ: Ни в коей мере.
Вопрос адвоката: Не волновали ли Вас, как это воспримут враги Советского Союза?
Ответ: Я не виновен, что существуют враги.
Адвокат: Собирались устроить в Швеции конференцию?
Кузнецов: О данном факте упоминал Бутман, но я считал, что это игрушки и конкретно об этом разговора не было.
Прокурор: Кому Вы говорили о намерении привлечь Федорова?
Кузнецов: Дымшицу и Бутману.
Прокурор: Какую характеристику Вы дали Федорову?
Кузнецов: В общих чертах, что давно знаю.
Прокурор: Кого Вы лично привели к этой акции – т.е. к государственной измене?
Кузнецов: Федорова, Менделевича, Изю, Сильву и практически всех остальных.
Прокурор: Объясните смысл слова «Сионизм».
Кузнецов: Я не согласен с общим определением марксистско-ленинской философии «Сионизм – агентура империализма».
Прокурор: Не считаете, что антисемитизм порожден сионизмом?
Кузнецов: Сионизм существует с XIX века, а антисемитизм – вечно. Разве Вам это неизвестно.
Прокурор: Где, какую юридическую литературу вы читали и у кого получали инструктаж?
Кузнецов: Советскую. Дайте процитировать. (Достает записку).
Прокурор: Нечего цитировать.
Кузнецов: Я собирался привести цитату из «Нюренбергского процесса», Москва 1970, под редакцией Руденко.
Прокурор: Вот Вы обижены на Советскую власть, но ведь Вас осудили за преступление, а Вы не исправились. Ваша характеристика из мест заключения говорит, что Вы отлынивали от работы и Вас перепели в тюрьму, почему?
Кузнецов: Я люблю заниматься самообразованием, есть люди, которые это любят, а в тюрьме хорошая библиотека и время для занятий.
Вопрос: Вы делали кастет?
Кузнецов: Да.
Вопрос: Залмансон Сильва говорит, что делала она.
Кузнецов: Она слишком много на себя берет.
Вопрос: Кто Вам говорил, что Федоров и Мурженко должны быть привлечены для прикрытия национального характера этой акции?
Кузнецов: Бутман. Но я Федорова и Мурженко привлек до этого разговора, который состоялся 1-2 мая, тогда, как я говорил с Федоровым в 20 числах апреля.
Вопрос: Вы говорили Федорову о том, что в группе одни евреи? Кузнецов: Да.
